Я спрятала распечатанные бумаги в рюкзак, выключила компьютер и вернула Жюстин ключи.

На улице взяла такси, потому что хотела быстрее вернуться в отель. Было уже не до прогулок. Расплатившись с водителем по прибытию, взлетела на третий этаж, где теперь располагался мой номер. В свежеубранном номере меня встретили свежие цветы и корзинка с фруктами от руководства отеля, которые менеджеры продолжали отправлять мне в качестве извинений.

Поскольку нормального письменного стола в номере не было, я разложила бумаги прямо на кровати. Достала из чемодана свой ноутбук и создала простенькую таблицу в «Экселе» со столбцами для имен, возрастов и датами перемещения внутри страны.

Ушло целых два часа без перерыва, чтобы внести в таблице все данные. Стараясь не фокусироваться на том, что было ясно даже при беглом взгляде, следующие сорок минут я мужественно все перепроверила.

Ошибок не было.

Я опустошила залпом бутылку минеральной воды из мини-бара. С алкоголем было покончено. Теперь мне точно понадобится трезвый ум, чтобы не делать скоропалительных выводов.

А это было сложно, потому что данные в таблице ясно говорили об одном. Каждые три месяца, по дороге из южного лагеря до столицы Туниса, как минимум, одна девочка в возрасте от тринадцати до шестнадцати так и не появлялась на встрече с куратором.

И Замира стала одной из них.

— Джек?

Морщусь и отвожу трубку в сторону. Громко. Больно. Кажется, одно только это слово Алана уже просверлило мне дыру в черепе.

— Эй, Джек?

— Тише, — шепчу я одними губами. — Тише, Господи Боже.

Алан давит тяжелый вздох и молчит, собираясь с мыслями. Собственно, по моему заплетающемуся голосу понятно, что я не просыхаю уже который день, но Алану, в принципе, нечему удивляться. Как только мы приземлились, на его вопрос, какие планы, я честно ответил, что собираюсь нажраться.

Сроки своего запоя я не уточнял.

Все честно с моей стороны.

— Я не поднимусь в небо, — скриплю я, с трудом перекатываясь со спины на бок и сажусь.

Ох. Вот это приход. Трава вчера явно была лишней.

— Это я уже понял, — вздыхает Алан. — Слушай, Джек. Ты бы завязывал. Мы нужны ему.

— Ты такой заботливый, Алан, что я сейчас расплачусь.

— Джек. Завязывай.

— Зачем? — резко спрашиваю я. — Он четко сказал, следующий рейс через два месяца, разве нет? Все это время я могу с чистой совестью делать, что угодно.

Интересно, мне хватит двух месяцев, чтобы забыть?

Должно хватить?

— Амани хороший клиент, Джек, и платит вовремя, остальное не наше дело, — продолжает Алан. — Я не хочу его потерять из-за твоего раздолбайства! Или гребанных принципов. Я хотел поговорить с тобой сразу после, но теперь вижу, что ты не собираешься останавливаться. Честное слово, не ожидал, что ты такой впечатлительный!

— Перевозить стволы мне нравилось куда больше, Алан.

Черт, я в дерьме, если я уже открыто говорю о прошлых заказах.

— А ну прикуси язык, Джек!

Сглатываю. Во рту кисло и мерзко. И в этом виноваты не только трава и виски.

— А что я могу сделать?! — взрывается напарник. — У них на хвосте дядюшка Сэм, Джек! Если уж он напустил свою свору, то «зеленые» не отстанут! Я о нас с тобой думаю, потому и стал искать новые заказы. И вообще, тебе не кажется, что это двойные стандарты, Джек? Мы ведь тоже не эльфами у Санта Клауса подрабатывали до этого, но тебя это никак не напрягало… Фак! Это что за звук?

Это меня выворачивает наизнанку, пока я стою на четвереньках возле кровати.

— Просто шлюха перебрала, — отвечаю я, вытирая губы и приваливаясь к кровати спиной.

— Ты же не спишь со шлюхами.

Черт.

— Люди меняются, — выдыхаю я.

Алан молчит какое-то время, позволяя мне прийти в себя.

— Слушай, тебе надо отвлечься, — тянет он. — Я за тем и звоню.

— И что предложишь? Сходить на арт-терапию? Записаться к психологу?

— Побыть обычным человеком.

Ну да. Сейчас я мало похож на человека.

Закрываю глаза.

— Как же мне из деревянного мальчика стать обычным, фея-крестная? — цитирую я «Пиноккио».

— А вот так, дубина. Жене шейха периодически нужно летать в Дубай: магазины, шопинг и вся эта бабская хрень. Два дня там, потом обратно. Шейх предлагал мне, но, кажется, тебе это важнее.

— Но монстры не берут ванильные рейсы.

— Бля, — кривится Алан, — давай заканчивай с этим, серьезно. Не хочешь, полечу сам. А ты можешь бухать следующие два месяца до рейса, только сам знаешь, что ничем хорошим это не кончится для тебя, Джек.

— Я понял.

Нажимаю на «отбой» и, стараясь не дышать, поднимаюсь. Ноги дрожат. Тело колотит в ознобе.

Допился.

По стеночке отправляюсь в душ, раздеваюсь и долго стою под струями воды. Меня еще тошнит, но уже нечем. Когда я ел в последний раз? Не помню.

Ничего не помню с того серого утра, как самолет приземлился на частном аэродроме шейха. Пульс бился где-то в горле. Голова раскалывалась от криков на незнакомом языке, они просачивались даже через надежно запертую дверь.

Через час на смену крикам пришло мычание. Потом всхлипы.

Всего три часа в воздухе, где-то над южной границей Туниса, в четко обозначенном квадрате, потому что иначе нельзя. Рядом Ливия. Возможно, это единственный выход из Преисподней — направить самолет на охраняемую ПВО границу другой страны, не имея разрешения и не отзываясь на позывные. И плевать, что ты будешь на борту не один. За такую компанию мне в Аду даже спасибо скажут.

Да, возить пушки было лучше. Спокойнее. Тише. Автоматы не рыдали, пока их затаскивали на борт. Не умоляли их не трогать. И не смотрели затравлено в одну точку после приземления.

Может быть, Алан прав. Это двойные стандарты. И тот, и тот вариант оба дерьмо, и нельзя делать выбор между двумя красными пилюлями.

Кое-как выбрался из душа. Мой новый номер, который нашел Алан, действительно куда лучше прошлого недоразумения. Пять звезд, халаты и люксе с двумя комнатами. Отель тоже принадлежит шейху. Кажется, он держит за яйца половину Туниса, что не удивительно.

После душа я не стал возвращаться в спальню, пусть сначала уберут.

Опустился на диван в гостиной, ероша мокрые волосы. Нашел аспирин в своем чемодане и воду в мини-баре. Включил телевизор, чтобы был хоть какой-то фон, потому что сна не было ни в одном глазу, а мыслям в пустой черепной коробке и так было тесно.