Джейкоб рассмотрел Изумрудика поближе.

– Уксус. Кто научил тебя этому?

– Кухарка, – ответила я. – В детстве я собирала всякую всячину. Все, что угодно – камни, перья и тому подобное – но главным образом искровичков. Этот единственный сохранился после того, как…

Я умолкла на полуслове, но Джейкоб вопросительно взглянул на меня.

– После чего?

И тогда я рассказала ему о волкодраке. Конечно, он видел шрамы на моем плече, но прежде я рассказывала об их происхождении крайне туманно: «несчастный случай в юности», и не более того. Да, муж относился к моим интересам терпимо, но мне вовсе не хотелось расписывать ему свою детскую глупость во всех деталях. Слушая мой рассказ, он сел на софу рядом со мной и положил Изумрудика мне на колени. Взяв искровичка в руки, я описала и последовавшие за инцидентом «серые годы», и как я лишилась своих коллекций, сохранив только эту реликвию.

Когда я закончила рассказ, Джейкоб потянулся ко мне и отер слезы, выступившие на моих глазах во время долгой речи.

– Значит, искровички, – сказал он. – Что касается волкодраков, тут я полностью на стороне твоего отца – я вовсе не хотел бы видеть тебя раненой, – но ведь искровички совершенно безвредны. Если ты вновь захочешь коллекционировать их, я возражать не стану.

Только в глупых романах солнце действительно выглядывает из-за туч, стоит лишь прозвучать подобным словам, но на сей раз мне показалось, что так оно и есть.

Погода еще несколько дней была омерзительной, но за это время нам успели доставить ящик уксуса. Кухарка проводила меня странным взглядом, когда я уносила его с кухни, но мне было плевать: сколь бы ни мала была цель, появившаяся в моей жизни, это помогло справиться с так долго обременявшим меня недугом.

Дальнейшее Джейкоб ласково окрестил Великим Исследованием Искровичков. Леса, окружавшие Пастеруэй, пригород Фальчестера, где жили мы, были весьма благоприятны для размножения искровичков; летом и ранней осенью, выйдя на вечернюю прогулку, на них просто нельзя было не наткнуться. Я начала с коллекционирования недавно умерших, сохраняя их при помощи уксуса, но вскоре перешла на сачки для ловли бабочек и клетки для сверчков, чтобы иметь возможность наблюдать и зарисовывать живых особей. В мое распоряжение был отдан сарайчик садовника (сад у нас был невелик, и много инструментов для содержания его в порядке не требовалось), и вскоре я заполнила его весь, вплоть до кровельных балок.

Многим мое увлечение могло показаться смешным – и многие действительно смеялись над ним, ведь полностью скрыть от общества такое эксцентричное чудачество невозможно, – но я очень скоро открыла в искровичках много больше, чем мог подметить мой детский взор. Самцы и самки различались размерами, окрасом, конституцией, да к тому же не все искровички принадлежали к одной породе – близ Пастеруэя я обнаружила целых три, хоть впоследствии и пересмотрела свои умозаключения. Я изучала их поведение и привычки, и приложила множество тщетных усилий, склоняя их к размножению в неволе.

Открытия были не из тех, что потрясают мир, но сам факт, что они сделаны мной, поднял меня из глубин депрессии и вернул назад, в общество. Я вновь начала выезжать и приглашать гостей, и Джейкоб стал проводить дома больше времени. Изящные хвостики и сверкающие крылышки искровичков исцелили глубокую рану в моем сердце.

Таким образом, искровички, в некотором смысле, привели меня к делу всей моей жизни не один раз, а дважды: вначале они посеяли в моей детской душе интерес к естественной истории, а затем помогли мне вновь стать самой собой после выкидыша. Ведь, не оправься я в то время, я никогда не встретилась бы с Максвеллом Оскоттом, эрлом Хилфордским, и не узнала о его выштранской экспедиции.

* * *

Еще до выкидыша я стала бывать у Ренвика реже, чем раньше: это не лучшее место для отдыха и развлечений, если не ищешь супруга или не пасешь родственника, находящегося в процессе. Однако младший брат Джейкоба решил заявить о себе как о холостяке, который не прочь жениться, и Джейкоб пообещал помочь ему присмотреть достойную невесту.

Не лучший повод для первого выхода в свет после выкидыша. Казалось, людей так много, что голова вот-вот пойдет кругом, и у меня возник повод порадоваться, что доступ в верхние залы так строго ограничен. Боюсь, настоящие толпы прикончили бы меня на месте.

Я, так сказать, заново знакомилась с высшим обществом. Замечания дам в мой адрес варьировались между заботой о моем самочувствии и колкостями в адрес моего нового хобби. На последние я отвечала вежливым молчанием – главным образом, ради Джейкоба: будь я одна, я с радостью вогнала в краску кое-кого из собеседниц несколькими тщательно подобранными деталями своей программы разведения искровичков.

Передохнуть удалось лишь в компании мисс Натали Оскотт, веселой молодой дамы, с которой я познакомилась в начале вечера. Я сразу же нашла в ней родственную душу. Едва ли не первым, что я услышала от нее, оказалось замечание по поводу исторических изысканий мадам Пресийон, а, как только водоворот светской жизни на время оставил нас наедине, убедилась, что на ее носу чернил не меньше, чем на моем. Когда она предложила познакомить меня со своим дедом, я с радостью согласилась.

– Он редко бывает здесь, – пояснила мисс Оскотт, ведя меня сквозь толпу, – но моя кузина Джорджия вознамерилась выйти замуж, и гранпапа́ настоял на знакомстве с ее ухажером… О, вот ты где! Ты уже нагнал страху божьего на этого юношу?

– Страха передо мной вполне довольно, – ответил лорд Хилфорд, целуя внучку в щеку.

Он был невысок, лыс и коренаст, однако не отрастил огромного брюха, какие часто наблюдаются у пожилых пэров. Да, он вполне мог бы нагнать страху на потенциального кавалера, хотя меня приветствовал довольно любезно. Выяснилось, что он знаком с отцом Джейкоба, сэром Джозефом; лорд Хилфорд поздравил меня с бракосочетанием.

– Должно быть, эти новости до меня не дошли, – виновато сказал он. – В последние несколько лет я редко бываю в Ширландии, и, боюсь, совсем отстал от жизни.

– Значит, вы были за границей? – спросила я.

– Гранпапа́ почти не бывает дома, – рассмеялась мисс Оскотт. – Он слишком занят путешествиями по экзотическим странам.

Приняв вид оскорбленного достоинства, лорд Хилфорд поднялся и сверху вниз воззрился на внучку. Точнее, попытался сделать это – она была ниже его максимум на дюйм.

– Да будет тебе известно, дитя мое: последние шесть месяцев я провел исключительно в заботах о здоровье! Мой врач рекомендовал морские купания на побережье Прании.

– И морские змеи, встречающиеся только у побережья Прании, конечно же, не имеют к этому никакого отношения.

Ее слова подстегнули мою память.

– Не вы ли делали доклад об этих животных в Коллоквиуме Натурфилософов?

В ответ лорд Хилфорд махнул рукой.

– Ничего ужасно важного. Я провел шесть месяцев, плавая в море и принимая какие-то мерзкие тонизирующие снадобья, в которых ни капли не нуждался. Лекция была лишь попыткой извлечь из всего этого хоть что-то ценное. Однако я действительно путешествую с исследовательскими целями, как недвусмысленно указала моя внучка.