Меня еще насторожило то, что пару месяцев назад Скворцова перестала сниматься, закрылась у себя в доме и практически не показывалась на голубых экранах и тусовках.

Интуиция подсказывала мне, что именно в этот период в жизни актрисы что-то произошло. Но вот что?

Я подумала, что помочь мне в расследовании сможет диджей Алекс. Но вот только как на него выйти? Он в Москве, я в Тарасове, вызвать его повесткой я не могу, да и захочет ли он со мной разговаривать?

Но это другой вопрос — сейчас у меня появилась другая идея.

На звонки Анатолий Крылов, он же внук Лидии Степановны, со вчерашнего дня принципиально не отвечал. Не добившись ничего от молчащего мобильника, я отправилась в общежитие, где, по сведениям той же незабвенной Лидии Степановны, ее горячо любимый внук грыз гранит науки.

Я не стала разубеждать старушку в том, что на самом деле происходит в общежитиях. И вообще, меньше знаешь — крепче спишь.

Хотя, подъехав к зданию студенческой общаги, я была порядком удивлена. Новый светлый ремонт, просторные коридоры. В холле настоящие цветы в огромных деревянных кадках. Вместо заспанной и шаблонной злой и вредной вахтерши — приятный молодой охранник, который даже меня пустил с трудом в святая святых студенческой жизни. Пришлось показывать мои «всегда выручающие в трудный час» корочки и долго объяснять, к кому я иду и зачем.

Зато я теперь была точно уверена, что сюда пронести огромную Виолетту было бы очень проблематично.

Охранник Максим, как было написано на его бейджике, мне помог.

Посмотрел по базе номер комнаты, где был прописан Анатолий Крылов.

Я шла по длинному корридору и в хорошем смысле офигевала от увиденного. Чистое ковровое покрытие, светлые огромные окна, неплохая добротная мебель, а ведь это общежитие обычного тарасовского вуза. Мы даже не столица, но вот как бывает, если не воруют.

Я закончила свою альма-матер много лет назад, в общежитии я никогда не жила, но часто бывала там у своей подруги Раечки, которая сейчас сделала головокружительную карьеру и занимает весьма высокий пост в нашей районной прокуратуре. А тогда мы две студенточки юрфака частенько вместе гоняли чаи в ее комнате в общаге. Я помню тесную комнатушечку, тараканов на вонючей кухне, вечные перебои с горячей водой в узкой и грязной душевой.

Но тогда мы были молоды, романтичны, на бытовые неурядицы мы смотрели со смехом и, как сейчас говорят, не заморачивались на этом.

В двадцать лет все по-другому воспринимается в жизни, и первая любовь, и первые свидания, и первые серьезные слезы в подушку. Тогда о таких «хоромах», по которым я сейчас гуляла, я и не мечтала.

Из воспоминаний о моей безоблачной юности меня вывел душераздирающий женский крик с другого конца коридора.

Я с грацией молодого сайгака поскакала к комнате 323, из-за двери которой и кричала девушка.

Распахнув дверь и чуть не стукнув ею по затылку маленькую крашеную блондиночку, я увидела, почему та так истошно вопила.

Ее соседка по комнате лежала ничком на кровати, лицо у нее было почти синюшного цвета, рядом валялись россыпью несколько пустых упаковок от таблеток.

Я кинулась к девушке, пощупать пульс.

Он был, но нитевидный. Еле-еле прощупывался на тоненькой, почти невесомой ручке.

Я цыкнула на орущую блондинку и принялась звонить в «Скорую».

Уже через шесть минут вместе со спешащим по коридору охранником Максимом они все забежали в комнату 323.

Крашеная блондиночка, представившаяся Светой, пила на стульчике валерьянку и пыталась успокоиться.

«Скорая» забрала Людмилу Озерскую, предварительный диагноз — суицид, вызванный приемом огромного количества таблеток.

Максим побежал провожать медиков, а мы со схлипывающей Светой остались одни в комнате.

Она сидела на стуле и тряслась мелкой дрожью, вливая в себя уже второй стакан воды с валерьянкой.

— Света, что с твоей соседкой случилось? — не выдержав, спросила я.

— Люся, она… Она выживет? Она же не может умереть? — с мольбой Света уставилась на меня.

— Я надеюсь, что она выживет. Врачи сделают, что смогут. Почему она таблеток напилась?

— Люся с парнем своим вчера рассталась. Она, конечно, переживала, но я не думала, что это все так серьезно. Я думала, она просто на публику играет, своими слезами пытается так Толика вернуть! — немного подумав, ответила Светлана.

— Толика? — Я сделала стойку, как гончая, услышав знакомое имя. — У Толика, случайно, не Крылов фамилия?

— Ага, он самый. Наш сосед из 327 комнаты. Крылов он, как писатель знаменитый.

— Баснописец, — машинально поправила ее я.

— Ага, он самый, да и Толик наш такие басни сочиняет, что сам Иван Андреевич обзавидовался бы.

Я была крайне удивлена, что Светлана знает имя-отчество Крылова.

Видя мое удивление, она пояснила:

— Я вообще-то на филфаке учусь.

— Ясно, а что там с нашим, точнее, вашим Крыловым? Почему он с Людмилой расстался?

— Да я точно и не знаю. Она нормально мне ничего не рассказала, я только догадываюсь.

Судя по тому, с каким интересом загорелись глаза у Светы, она была не прочь поговорить, а точнее, посплетничать о личной жизни своей соседки по комнате.

Уже почти успокоившись, неужели валерьянка подействовала, девушка принялась рассказывать:

— Люся наша не городская, не то, что я. Это у меня дома сейчас с отчимом терки, потому временно в общежитии живу. А Людмила приехала из какой-то дикой глухой деревни, сама без блата поступила. Первое время ходила тут, как в музее все смотрела. От айфонов и планшетов отшатывалась, боялась их, — девушка беззвучно рассмеялась. — Конечно, в ее деревне родной ничего этого нет. У нее там мать одна осталась и еще три сестры мелкие, отец давно помер от пьянки. А мать для Люськиной учебы два года деньги откладывала, чуть ли не по рублю. Люська талантливая, дюже умница — все на лету хватает, в вузе все преподы от нее в восторге. Только учебой и интересовалась, весь первый курс в библиотеках просидела. А потом вот с Анатолием познакомилась и сразу втюрилась в него по уши. Он парень видный, городской, одет всегда с иголочки, парфюм дорогой. Вот наша Люся и поплыла. А у него девок — возок и маленькая тележка, Люське лапши на уши навесил, амур-тужур. Она говорила, что жениться обещал. Ага, конечно, говорю же — баснописец, сказочник.

Света сквозь зубы выругалась и снова продолжила:

— Не знаю, что у них потом произошло, я свечку не держала. Люся пришла чернее ночи, сказала, что они расстались. Но я думала, поплачет — перестанет. Она девочка умная, не будет фигней страдать. Тем более какие таблетки?! А тут вот прихожу, а она лежит…