Света сделала еще один глоток валерьянки и уже спокойно продолжила:

— А дальше вы знаете, я закричала, вы прибежали, «Скорая» ее увезла. Вот такие у нас дела, — добавила она очень печально.

— Ладно, Света, не кисни, пойду я побеседую с вашим баснописцем, теперь у меня к нему еще одна тема для разговора прибавилась, — задумчиво сказала я.

Света неопределенно мотнула головой, я попрощалась и покинула негостеприимную комнату.

Пройдя дальше по коридору, я остановилась у двери с табличкой 327.

Постучала и, не услышав ответа, уверенно вошла внутрь.

Такая же светлая и уютная комнатка, как у девчонок, но здесь уже царил истинно мужской дух и мужской бардак. Нет, конечно, носков по углам не стояло, но все-таки чувствовалось, кто здесь хозяин.

За письменным столом, повернувшись ко мне спиной, самозабвенно рубился в компьютерную игру рослый детина. Но, судя по картинкам на экране, детство у него все еще играло во многих труднодоступных местах.

На голове у него были наушники, чтобы, наверное, никто не отвлекал его от виртуального мира.

Вот почему я до него никак не могла дозвониться.

«И что Люся в нем нашла? — задумалась я, — из-за такого инфантильного придурка убивать себя? Да уж, пути Господни неисповедимы».

Я кашлянула разок, второй, третий — ноль реакции, тогда, не долго раздумывая, просто-напросто нажала на ноуте кнопку выключения. И — вуаля — Толик наконец-то обратил на меня свое внимание.

Он снял наушник и с негодованием уставился на меня.

— Ты кто такая? Ты чего творишь? — заревел он.

— Анатолий Крылов, если не ошибаюсь, — казарменным тоном произнесла я.

— Ну я. А ты что, из деканата, что ли? Если насчет пересдачи — то я все сделаю, я обещаю.

Физиономия Толика уже стала испуганной и глупой одновременно. Этот детина с пустыми оловянными глазами мне определенно не нравился.

— Нет, не из деканата. Ты Людмилу Озерскую знаешь? — строго спросила я.

— Люську, что ли? Знаю, а что? Ты кто такая? — огрызнулся парень.

Второй его вопрос я проигнорила, просто ответила:

— Людмилу полчаса назад на «Скорой» забрали, она напилась таблеток, пыталась покончить жизнь самоубийством. Ты догадываешься, почему и из-за кого она так поступила?

— Ты следачка, что ли? Так бы сразу и сказала.

Я неопределенно пожала плечами, этот жест можно было рассматривать как угодно. Хотя слово «следачка» меня просто бесит, но Толик, наверное, все-таки не на филфаке учится. Я очень на это надеюсь.

— Люська дура просто, если решила травануться. Мне хочет насолить, хотя я все ей объяснил нормально, рассказал. Погуляли — разбежались, в чем проблема-то?

Парень разозлился, он вскочил со стула и начал ходить из угла в угол по комнате.

— И вообще, это ее проблемы, если она залетела — какие дети, я ей объяснил все. Пусть валит к своей мамашке в деревню, там и рожает, а мне рано еще…

Я смотрела на этого холеного, вальяжного молодого человека и в душе боролась с гадливостью. Сделал ребенка — и в кусты, сразу бросил девушку, когда она ему рассказала об этом. Вот поистине антимужской поступок.

Я спросила:

— А тебе Людмилу и вашего общего ребенка совсем не жаль? Она же умереть может, за ее жизнь сейчас врачи борются.

Толик заходил еще быстрее по комнате, принялся лохматить волосы.

— Жаль, конечно, что я, не человек, что ли? Но что я могу сделать? Какие дети — мне двадцать лет!

— Но не пятнадцать же, — пустила шпильку я.

— Да, не пятнадцать, но все равно рано. Люся — хорошая, верная, честная. Она мне нравится очень, но жениться я не хочу, детей я не хочу. Но убивать себя тоже не надо! Она больная совсем, что ли?

Немного помолчав, он спросил:

— А в какую больницу ее повезли?

— Я точно не знаю, ты можешь уточнить у Максима, охранника.

— Да, конечно, надо туда съездить. И эти таблетки, которые она съела, наверное, для ребенка все это вредно очень? — заглядывая мне в глаза, спросил Крылов.

— Не буду тебе врать, скорее всего, вредно. Но тебе нужно с доктором поговорить.

— Да-да, конечно, — не стесняясь меня, он принялся переодеваться и собираться в больницу.

— И еще один маленький вопрос — ты у своей бабушки Лидии Степановны давно в гостях был?

— У бабушки? А при чем здесь она? — удивился Толик.

Я не ответила, и он продолжил:

— Я у нее был в последний раз в сентябре, наверное, папин дэ-рэ отмечали. Он по скайпу выходил на связь из своей Канады, а я бабушке ноут включил, чтобы она его поздравила. А потом вроде бы и не был у нее. Закрутился как-то, дела, все-такое. А что случилось? Что-то с бабушкой?

Видя, как у него мгновенно побледнело лицо, я поняла, что парень еще не совсем пропащий, его еще можно сделать нормальным человеком — вон как за бабулю переживает.

— С бабушкой твоей все нормально, ты ее только проведывай почаще, не забывай. Она скучает. А ключи от ее квартиры у тебя есть? — спросила я.

— Да, есть. Она сама на всякий случай давала, — кивнул Анатолий.

— Проверь, пожалуйста, на месте ли они.

Толик нехотя полез в ящик стола, пошарил там, вытащил картонную круглую подарочную коробку и из нее достал связку ключей.

— Вот они, все на месте. А к чему все эти вопросы? — продемонстрировал он мне ключики.

— Их никто не брал?

— Да нет, некому их брать. Комнату я всегда закрываю, мой сосед Мишка здесь теперь нечасто бывает. К девушке своей переехал недавно, на Первомайке живут. Жениться собираются.

— И ему тоже, наверное, всего двадцать? — улыбнулась я.

— Да, точно. Он даже на полгода младше меня, — задумчиво протянул Толик.

— Вот видишь. И последний вопрос: Виолетту, бабушкину кошку, знаешь?

— Этот толстый огромный кусок шерсти. Да, бабуля на ней сдвинулась, кроме нее, никого не видит, целуется с этой заразой. Да что случилось-то, вы мне скажете наконец? — строго обратился он ко мне.

— Виолетта пропала, и твоей бабушке сейчас очень нужна поддержка. После больницы позвони Лидии Степановне, ей сейчас очень трудно.

— Да, конечно. Я знаю, как она Виолку любит. Пропала она, говорите? Мм… надо же!

— Да, пропала, а я частный детектив, разыскиваю ее.

Парень ухмыльнулся. Да, искать кошек — не очень-то интересное занятие для профессионала.

Я поняла, что больше ничего тут не узнаю, попрощалась и вышла из здания студенческого общежития.