менее патриотических событий. Такая же эстрада возвышалась в углу верхнего и нижнего залов. Как вверху, так и внизу было много народу, так же душно от человеческих испарений, но какая глубокая разница была между толпой наверху и внизу!

Там, наверху, народные витии парили в облаках застилавшего Россию кровавого тумана, взывали к толпе и потрясали сгущенный воздух резкими кликами, заканчивая свои речи обычной командой: «Марш, марш вперед, рабочий народ!»

Здесь, в кафе, посетители, по большей части принадлежащие к «рабочему народу», к его аристократической части, одетые с иголочки, вылощенные, упитанные, кейфовали за стаканом вина, потягивали через соломинку мутную жидкость — абсент, мирно беседовали, спорили, плотоядно посматривали на шансонетную певичку, дико хохотали и распевали вошедшую в то время в обиход уличной жизни песенку'. «Хандверк» — место проведения обще-эмигрантских русских собраний, сюда приходят на митинги и рефераты вне зависимости от партийной принадлежности. Это место, куда студенты ходят слушать революционных ораторов, чтобы определиться и выбрать себе партию по душе. У каждой заграничной революционной организации имелись свои клубы, читальни, столовые, но большие рефераты и лекции обычно устраивались здесь, в зале кафе, которое в такие дни наполнялось так, что некуда было просунуть палец. Все русское студенчество в Женеве в то время служило резервуаром, из которого тогдашние политические партии черпали своих приверженцев.

На одном из рефератов Плеханова анархисты, полные бессильной злобы, испортили электричество, а в этот раз выставили свою гвардию во главе с саженного роста кавказцем Канчели с дубинкой в руках у входа в Handwerk, где тот же Плеханов должен был читать реферат, чтобы таким образом терроризировать идущую на реферат публику. Растерянный Георгий Валентинович пытался образумить распоясавшихся анархистов, но те незамысловато послали его на хрен.

В этот момент подошли трое крепких парней, одетых в недорогие, но и не совсем дешевые костюмы-тройки — А ну-ка, аники-воины, убрались отсюда по добру, по здоровью! Не мешайте людям слушать реферат.

Анархист со свернутым влево носом радостно потер руки — Тю! Вы откуда такие красивые нарисовались? — при этом его рука с ногтями, черными каемками от грязи, потянулась к лицу смотрящему на него с ухмылкой крепышу, но была перехвачена и вывернута так, что анархист согнулся чуть ли не в пояс от боли — Отпусти, сука!

Тут ему в печень вошли выпрямленные и прижатые друг к другу четыре пальца другой руки и раскрывший не по делу рот анархист рухнул на мостовую — За суку нужно отвечать, мразь!

Канчели замахнулся было дубинкой, но получил удар ботинком по колено и с каким-то бабьим визгом рухнул рядом.

Трое дружно шагнули вперед и оставшиеся анархисты, подхватив своих дружков, поспешили прочь.

Плеханов протянул руку — Спасибо, товарищи! Я Георгий Валентинович Плеханов, чей реферат вы пришли послушать.

Трое назвались теми фамилиями, что числились в их паспортах и Лис добавил — Только вчера приехали из России, сами мы из крепостных помещика Войниловича, после выкупа из крепости отучились в минской гимназии, сдав экстерном экзамены.

— Интересно как! Как же вы, оторвавшись от земли, освоить курс гимназии?

Лис развел руками — Мы с детства отличались хорошей памятью, обучались у священника, наш помещик, узнав о наших успехах, приказал своему французу-гувернеру обучить нас французскому и немецкому, а сам с нами общался на французском и английском.

Плеханов указал на вход — Прошу, познакомлю вас с другом.

Проведя новых знакомых к своему столику, за которым пил кофе Юлий, Плеханов познакомил их с Цедербаумом как спасителей проведения реферата.

— Юлий с жадностью расспросил о последних российских новостях, но поняв что многого от бывших крепостных не узнать, поинтересовался — Как вы относитесь к царизму?

Не успев получить ответа, Юлий махнул кому-то рукой — Владимир Ильич! Идите за наш столик!

Ульянов шустро протиснулся через спорящих рабочих-итальянцев и, прихватив по пути стул, поздоровался со всеми и сел, изучая троих незнакомцев, прищурив глаза. Он только получил денежный перевод и был в приподнятом настроении. Ленин жил частично за мамин счёт! Точнее — за счёт пенсии, которую его мать получала от царского правительства как вдова действительного статского советника. Мария Александровна Ульянова до самой своей смерти исправно посылала сыну, где бы он ни находился, денежные переводы. Партийная касса была скудна и будущему вождю мирового пролетариата приходилось в эмиграции на всем экономить. Он обедал в одной рабочей столовой, где давали комплексные обеды. Там было три варианта обедов: за семьдесят пять, пятьдесят и двадцать пять сантимов. Ульянов неизменно выбирал самый дешёвый.

Лис знал, что вопреки уверенности многих своих современников Ленин во время Первой мировой войны не получал деньги на революцию от кайзера. Ничего подобного. Средства из Германии, в самом деле, поступали в Россию для разных подрывных групп, в том числе и для отдельных организаций большевиков, но они шли мимо Ленина. А у самого Ленина был период, когда всё могло повернуться иначе. Дело в том, что в Цюрихе он нашёл приработок у консула США Мак-Нелли и регулярно снабжал его осведомительными записками или, как бы мы сказали сейчас, аналитической информацией о текущей политике. У Мак-Нелли был целый штат таких работников разных национальностей, и нельзя сказать, чтобы Ленин как-то особенно выделялся среди них. Мак-Нелли ему платил исправно, но ценил невысоко.

Накануне своего уже намеченного отъезда в Россию в Германию в пломбированном вагоне и с согласия кайзеровского правительства (только с этого момента началось регулярное получение Лениным денег от кайзера), Ленин неожиданно приехал в Берн, дозвонился до посольства США и связался там с чрезвычайным эмиссаром президента США, фактическим руководителем разведывательной сети Алленом Даллесом. Ленин просил о встрече, так как хотел передать важную для США информацию. Молодой тогда Даллес, который договорился о теннисной партии с прелестной девушкой по имени Хелен Херцог, попросил Ленина прийти завтра. Не слушая взволнованных реплик Ленина о том, что завтра будет уже поздно, Даллес положил трубку. Впоследствии он вспоминал этот момент как свой самый большой профессиональный промах. Действительно, если бы США удалось «перекупить» Ленина у Германии, вся история революции могла пройти по-иному. Не было бы позорного Брестского мира, так как Ленин продолжил бы «революционную войну». Весьма вероятно, что не возникло бы и гражданской войны, так как многие офицеры пошли в Белую армию