— Ладно. Тогда в магазин.

«Почему, — думала я про себя, — истинное произведение искусства так трудно создать? Почему никогда не получается в точности так, как ты себе это представляешь? Почему мы с Зеки обречены вести жизнь художников?» Но мы все исправим, решила я. Поедем в «Уолмарт». Ничто нас не остановит.

В магазине мы сразу же разделились, и я купила строительный степлер и скобы к нему, а Зеки отправился в другой ряд и приобрел клейкую ленту и кнопки, то есть именно то, что, по нашему мнению, купил бы любой преступный гений. У меня слегка кружилась голова, пока я наблюдала за Зеки и кассирами, и мы оба улыбались — так были счастливы, что приблизились к своей цели. Мы встретились у входа, и там я заметила доску объявлений с фотографиями пропавших без вести детей и всякими официальными уведомлениями.

Я полезла в карман и вытащила ту самую скомканную копию. Зеки встревожился и инстинктивно потянулся за ней, но я отвела руку в сторону.

— Прямо здесь? — спросил он, и я кивнула.

Отдала Зеки сумку с покупками и как можно тщательнее разгладила бумагу, что придало картинке некий характер, сделало ее похожей на старую карту или что-то в этом духе. Кнопкой, вытащенной из одного из объявлений о пропавших детях (мальчик по имени Закари, который исчез два года назад), прикрепила наше художество в углу доски. Мы постояли перед нашей картинкой пару секунд, вперившись взглядом в ручищи и мои слова. Смотрелось неплохо. В этом-то и фишка: когда у тебя больше ста копий, не надо сильно волноваться, что ошибешься с их размещением. Если разместить их в достаточном количестве, искусство все остальное сделает само.

— Выглядит классно, — сказала я Зеки, а он лишь кивнул в ответ. Кажется, он здорово нервничал, все оглядывался по сторонам — вдруг нас кто-то застукает, — хотя на самом деле никто не обращал на нас внимания.

— Ну что ж, продолжим, — сказала я, мы сели в машину и помчались обратно на площадь, оставляя позади частицу себя и надеясь, что ее обнаружат другие.

К тому времени, как я высадила Зеки и вернулась домой, мы с ним разместили шестьдесят три копии, работая с максимально возможной скоростью и нигде не спалившись. Мы крепили их скобами к телефонным столбам, приклеивали скотчем к окнам офисов, прятали в сложенном виде в проходах между полками продуктового магазина. Сплошняком заклеили кирпичную стену за кинотеатром. Побросали некоторое количество в выбранные наугад почтовые ящики по пути к дому бабушки Зеки. И у нас по-прежнему оставалось полно копий. Хотя, как по мне, их и близко не было столько, сколько надо. Нужно было еще больше. Чтобы развесить их по всему городу. Я жалела, что у нас нет самолета, а то бы мы летали над Коулфилдом и сбрасывали листы на головы ничего не подозревающих горожан. Наверное, мы испытывали нечто подобное наркотическому опьянению. Кайф оттого, что мы делаем нечто странное, не зная, к чему это приведет. Я допускала, что мои дикие братцы испытывали подобное не раз и потеряли к этому всякую чувствительность. Однако для нас, двух примерных ботанов, это было классно. И мы были вместе. Мы даже не целовались, потому что для этого мы были слишком заняты. Один из нас бросал взгляд на другого, и тот непременно пристраивал очередную копию, приклеивал ее, так сказать, к миру. Нам было это важно. Мы были важны.

Так вот, когда я высадила Зеки возле его дома, слишком робея, чтобы войти внутрь и познакомиться с его мамой и бабушкой, он нежно поцеловал меня в щеку и произнес:

— Ты мне очень нравишься.

— И ты мне, — ответила я.

— Мы ведь продолжим? — спросил он, имея в виду, как мне показалось, сразу все: наши постеры, мой дом, поцелуи, печенье «Поп-тартс», игру в прятки на каждом квадратном сантиметре городского пространства.

— Все лето, — ответила я.

— А может, и дольше, — с надеждой произнес Зеки, отчего я покраснела.

Я поцеловала его в губы, и он ушел. По дороге домой я оставила машину с работающим двигателем перед знаком «движение без остановки запрещено», прикрепила к нему скотчем одну из копий и бегом вернулась в машину, ощущая себя способной на многое. Я вела машину по жилым улицам со скоростью, ровно на пять миль превышающей допустимую. Мне казалось, что я лечу.

Я проснулась ночью от испуга, потому что мама меня трясла за плечи.

— Господи, мама, что случилось? — спросила я хрипло, ощущая чугунную тяжесть в голове.

— Прости меня, солнышко, — то ли прошептала, то ли прокричала она. Это произвело странное впечатление. Я думала, не снится ли мне это. — Я знаю, что уже поздно, но мне очень нужно с тобой поговорить.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас. Подвинься же, черт возьми… дай мне… Фрэнки? Проснись! Подвинься, чтобы я смогла сесть.

Я тяжко-претяжко вздохнула, да так, что чуть не уснула снова, и с трудом подвинулась на несколько сантиметров, чтобы мама смогла сесть на кровать.

— Я вела себя сегодня «круто и клево», ты согласна? Когда я увидела, как вы… целуетесь… Ты же не будешь это отрицать? Да и Зеки мне кажется милым мальчиком. Я не собираюсь капать тебе на мозг… Не хочу оказывать на тебя ненужное давление, но я не сплю всю ночь. Уснуть не могу.

— В чем дело, мама? — с вызовом спросила я, в то же время здорово испугавшись, что она каким-то образом узнала про наше художество, про «Ксерокс» и про развешанные по городу постеры.

— Видишь ли… Я помню, что мы говорили об этом несколько лет назад, но тогда мне это казалось чем-то далеким. А сейчас я считаю, что обязана вновь проговорить некоторые моменты. Ты ведь не против?

— В чем дело, мама? — повторила я свой вопрос.

Она продолжила:

— Ты молодая женщина, твое тело — это твое тело, это прекрасно, и я это уважаю. И совершенно естественно, как мы уже говорили раньше, иметь желания.

— Что за мерзость, — говорю, — «желания».

— Фрэнки, ты можешь секунду помолчать? Если ты собираешься иметь физическую близость… заниматься сексом, то послушай, что я тебе скажу. Если ты собираешься заниматься сексом с Зеки, я хочу, чтобы ты предохранялась. Ты должна предохраняться. Это не обсуждается.

— Мама, это просто неприлично. Я не собираюсь заниматься с Зеки сексом. Не волнуйся.

— Послушай, Фрэнки, просто возьми эти презервативы… Просто возьми их, — ответила мама, запустив руку в карман купального халата.

— Не нужны мне эти презервативы, — заявила я.

— Ты должна их взять. Это не обсуждается. И сказать