Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алиса, – попросил кореец, – принеси коньяк и кофе.
Я встала, левый брат тоже привстал, но был силой усажен на место.
Руки трясутся. Неужели они договорятся? Нет, я этого не вынесу, еще ждать больше двух лет, пока отчим угробит медсестру?! Он же не шестнадцатилетия моего дожидаться будет, он же по правилам приличия, чтобы не было лишних вопросов, дотянет до моих восемнадцати! А к тому времени, глядишь, и боевой задор, и ненависть к нему во мне иссякнут потихоньку с полным созреванием главного женского органа – матки. Неужели они договорятся?..
– Господа, – уважительно произнес кореец, как только выпил первую маленькую чашечку кофе и рюмку коньяка под выжидательное сопение братьев, – чем могу помочь? Вы меня ни с кем не спутали? У нас этажом выше коммерсант живет, если не ошибаюсь, машинами торгует…
– Завтра поженитесь, – перебил его один из братьев.
– А вы уверены, что невеста согласна? – покосился в мою сторону кореец, прося о помощи.
– Она сказала, что любит тебя, хотя я не понимаю, как можно любить китаезу, – мрачно заявил другой брат, а я показала глазами ничего не понимающему отчиму на окно.
Он потер лицо ладонями и уставился на окно с удивленным отчаянием. Посмотрел на меня. Я кивнула. Опять – на окно, пока узнавание не изменило его напряженное лицо. Ну, наконец-то проассоциировал! На подоконнике стояли в синей вазе желтые хризантемы. На них я и кивала. Рита, осмотрев все кимоно отчима (утреннее, в котором он сидит сейчас за столом, обеденное – желтые хризантемы на зеленом шелке, вечернее – белые хризантемы на черном шелке с золотой вязью иероглифов по низу рукавов и праздничное – желтые хризантемы на белом шелке), приходила к нам в гости теперь только с хризантемами, которые лично я считаю цветами похорон. А ей кореец после тех заветных роз в сквере цветов почему-то больше не дарил.
Откашлявшись и медленно вытерев лицо салфеткой, которую он потом долго складывал рядом с чашкой и рюмкой, кореец поинтересовался, где, собственно говоря, виновница такого торжественного сватанья, где Маргарита?
– Я тебе покажу сватанье, – привстал один брат. – Сватают девицу непорочную, а когда ты ее уже снасильничал, это не сватанье!
– А я все одно ему ухо отрежу, – поддержал другой.
– Я как раз собирался предложить Маргарите руку и сердце, – начал было кореец, но братья его перебили.
– Предложи ей свою квартиру, узкоглазый, – заявил один.
– И лодку, которая за границей! – подхватил другой. – А за плохое поведение подпишешь прямо сейчас бумаги на имущество, дарственную, значит. И если эта дура тебя хочет, пусть берет, свадьбу устроим мощную, пол-Челябинска позовем. Она сказала, что удавится, если мы тебя пальцем тронем, так что не вынуждай! Одевайся, едем к нотариусу, все подпишешь и – галопом с кольцом к невесте. Мы сами кольцо купили, а то подаришь какую-нибудь убогость обручальную, потом перед друзьями на свадьбе стыдно будет.
– Чего, нельзя было по-людски, да? – вступил другой брат. – Мы ж не звери! Приди к нам, прежде чем девку под себя запихивать, поговори чин по чину, с бутылкой, с бумагами на недвижимость, мы ж не против! Зачем так-то неуважительно?!
– Я очень рад, очень, – опустил глаза кореец, конвульсивно напряг пальцы, потом – резко – расслабил их, потом – опять напряг. Обычно он делает такие упражнения, прежде чем разбить ребром ладони три кирпича один на другом.
Поэтому я встала, собрала на поднос чашки и быстро ушла в кухню. У того брата, который сидел ближе ко мне, за поясом точно торчит пистолет. Прислушиваясь к разговору, осторожно открыла дверцу под раковиной, достала мусорное ведро.
– Я как раз собирался все обсудить с Ритой, я не знал, что родня играет такую важную роль в ее жизни, понимаете, мать там или отец…
– Сироты мы!
– Да, простите, я забыл, то есть, я не знал… короче, я уже подготовил брачный договор, чтобы все…
– Засунь себе в задницу свой брачный договор!
– Этот договор как раз оговаривает распоряжение совместным имуществом…
Я залезла под раковину и из-под труб, уходящих к стояку, вытащила сверток. Стараясь не шуметь, вылезла и повесила ведро на место.
– Не будет у тебя совместного имущества, лучше это сразу уясни, пока ты хорошо слышишь двумя ухами!..
– Но мы же цивилизованные люди, и я подумал…
– В другой раз, прежде чем девку лапать, думай, потом – не надо, потом думать уже бесполезно. Теперь мы думать будем, а ты – подписывать бумаги.
– Я могу повидаться с Ритой?
– Закинем тебя к ней после нотариуса, небось все глаза свои бесстыжие уже выплакала.
Послышался странный шум, упал стул, потом что-то грузное. Я быстро развернула дрожащими руками сверток и взяла пистолет. Обойма никак не засовывалась, вдруг потекли слезы, и, когда отчим подошел сзади и взял меня за плечи, я дернулась и закричала.
– Детям нельзя трогать оружие, – он отобрал обойму и внимательно посмотрел мне в лицо. – Как ты нашла пистолет? Давно? Одевайся.
– Мы… Мы убегаем?..
– Убегаем. Надо затащить этих бегемотов в кладовку. И все. Убежим далеко-далеко.
– А у меня… Школа у меня, потом это… кружок… А! Вспомнила! У меня же подписка о невыезде!
– Не смеши. Ты когда последний раз в школе была? А с твоей подпиской я разберусь. – В незакрытую дверь его комнаты я вижу, как отчим скинул кимоно и голый достает со шкафа сумку.
– А куда мы поедем? – Пробежав по гостиной и стараясь не смотреть на лежащих на полу братьев, я ворвалась в свою комнату и стала запихивать вещи в рюкзак. – За границу? В Париж? Там тепло?
– Мы поедем в укромное место. – Отчим звонил по телефону.
– Там тепло или холодно, в этом укромном месте?
– Там безопасно.
На лестничной клетке кореец перевесился через перила и прислушался.
– Мы разве не полезем на чердак? – спросила я шепотом.
– Зачем? – удивился он тоже шепотом.
– Там на улице стоят еще шестеро, размером с братьев. Не будем уходить по крышам?
– Нет. Будем уходить через подъезд. Я сейчас поднимусь на последний этаж на лифте и заклиню его там. А ты вызови другой и постой в нем.
Страшно…
А вот, спрашивается, почему? Я не лишала девственности сестру Мазарини, она не влюблялась в меня до полного слабоумия (только слабоумная девушка, имея таких братьев, сразу же, на вторую неделю знакомства с мужчиной, честно все им рассказывает), я не имею ни дачи, ни квартиры в полной собственности, чтобы меня принуждать подписывать какие-то документы. Получается, я для этих братьев, сваленных в кладовке друг на друга, с обмотанными скотчем руками, ногами и челюстями, не представляю ну никакого интереса!
Уже не так страшно.