Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что сестра? – устало поинтересовался Гоша.
– Она сказала… Она сказала… вот, нашел! Гадамер Шеллинг!
– Не понял! – обеспокоился брат Гога.
– Вашего зятя зовут Гадамер Шеллинг. А Маргарита Анатольевна сказала, что муж в семье – главный, пусть он сам решает, кому чего по наследованию достанется, ей все равно.
Впервые услыхав имя корейца (при разглядывании паспорта они были заняты в основном его возрастом, пропиской и наличием штампа о браке и как-то не обратили внимания на имя), братья посмотрели друг на друга с отчаянием.
Адвокат нашел запрятавшегося секретаря, секретарь медленно, по слогам, прочел брачный договор, подписанный Мазариной Маргаритой Анатольевной и Гадамером Шеллингом (всего-то пять пунктов). И братья узнали, что…
Все имеющееся на момент свадьбы имущество брачующихся переходит в совместную собственность.
Проживание в доме мужа.
Право на личную жизнь каждого.
Удочерение женой падчерицы мужа.
Права наследования в случае кончины каждого из супругов.
Гога не понял, что это такое – про личную жизнь каждого. Адвокат молча принялся за коньяк. Тогда секретарь, заикаясь, объяснил, что супруги не вмешиваются в выбор профессиональной деятельности друг друга и в особенности проведения досуга каждого.
Гоша не понял, что это было про удочерение? Секретарь начал объяснять, запутался, вступил адвокат и кое-как растолковал, что у корейца есть неродная дочь от его предпоследнего брака, эту самую дочь и обязалась, вступив в брак, удочерить Рита Мазарина.
– А может, мои ребята найдут их до того, как они успеют вступить в брак? – с надеждой простонал Гоша.
– Потом уже нельзя будет убить, – задумчиво насупился Гога. – По этому договору наследницей его доли будет несовершеннолетняя падчерица. Разве что и падчерицу?.. – он сосредоточенно полез пальцем в нос.
– Зачем – убивать, я вас умоляю! – забеспокоился адвокат. – Есть совершенно адекватный и юридически правильный ход. Если вы уговорите свою сестру свидетельствовать против мужа, можно будет подать в суд о принудительном подписании договора и признать его недействительным. Только ваша сестра… она очень влюблена, очень… С другой стороны, этот Гадамер все время размахивал пистолетом, угрожая шоферу, который его сюда привез, это можно будет обыграть и при правильном свидетельствовании подвести под принудительное подписание договора Маргаритой Анатольевной.
Братья тут же потребовали составить заявление от имени Маргариты Мазариной, под дулом пистолета подписавшей брачный договор. Телефоны молчали.
– Да найдем мы сестрицу, куда денется, за день, за два – найдем! На работу она явится? – посмотрел Гога на Гошу.
– Явится! – отрапортовал Гоша.
– В институт прибежит?
– Прибежит!
Успокоив себя таким образом, они отбыли с тщательно уложенным в папку заявлением, в наказание пообещав не платить адвокату полгода аренду за его офис – «пусть сестрица тебе платит, раз ты теперь и на нее работаешь!».
«…И девушке поневоле пришлось стать женой Синей Бороды. С тех пор она жила пленницей в замке, терпя муки смертные, выплакивая глаза.
Порой к ней подсаживалась пастушка, кроткая как ангел и такая красивая, что красота ее радовала сердце…»
В ближайшие три дня, употребив все возможные связи, братья обыскивали Москву. Рита Мазарина на работе оставила заявление на отпуск без содержания в связи с бракосочетанием. Ее заявление ректору медицинского института об академическом отпуске по семейным обстоятельствам пришло в ректорат по почте. Братья посетили три места работы корейца, два ночных клуба, где он по пятницам под стриптиз пил вино, еще казино «Гавана», где его тоже хорошо знали, и поняли, наконец, что имелось в виду под «особенностями проведения досуга» и для чего в брачном договоре присутствует пункт о невмешательстве в личную жизнь каждого из супругов. Вероятно, от полного отчаяния они посетили и среднюю школу № 1127, в которой я числилась учащейся десятого «Б» класса, потом – театральный кружок, потом довели-таки своими расспросами мою бабушку до «неадекватного поведения» – так она назвала швыряние в братьев дровами и бег за ними по пересеченной местности загородного поселка с вилами в руках.
Мы с Ритой Мазариной за эти три дня кое-как отмыли двухэтажный деревянный дом в поселке Сюсюки. Высохли выстиранные занавески и древнее постельное белье – упорная сопротивляемость льна доводила до отчаяния. Поджили на руках водянки – у Риты Мазариной от стирки льняных простыней, и у меня – от разводного ключа, которым я пыталась наладить газовое снабжение дома и обогрев. Сам кореец в эти три дня отсутствовал, хотя и наведывался пару раз минут на сорок, ему этого времени как раз хватало обнять молодую жену и погрозить пальцем падчерице, чтобы она не слишком увлекалась «железками» и не взорвала дом.
Мы залили воду в батареи и в бак на чердаке. Вдвоем. Без него. Намылили мылом все соединения труб, пустили газ, и синяя корона вспыхнула в обогревательном котле. Без него. К вечеру третьего дня мы убедились, что соединения не пузырят, потом всю ночь принюхивались в потеплевшем доме. Без него. Залезли в подвал, обшарили чердак. Без него. Обследовали старую покосившуюся баню и поленницу дров рядом с нею. Рискнули и затопили.
Когда дымок из трубы наладился, во дворе вдруг образовался мужичок с ружьем. Ни слова не говоря, он по-деловому осмотрел выметенную баню, обошел дом. Пока я с огромной сковородой наготове затаилась за дверью, Рита мужичка разговорила. Оказывается, он нанят специально, чтобы нас охранять! И пришел узнать, правильно ли мы топим баню. Мы с Ритой по наивности подумали, что он беспокоится, как бы мы не угорели, а мужичок пришел поинтересоваться, хватит ли нам полтора часа помыться? А что будет через полтора часа? А через полтора часа он придет, проветрит баню, подбросит дровишек и «поддаст парку по-настоящему, без бабских штучек», после чего пригласит остальных мужиков, нанятых нас охранять, и они попарятся по очереди, так что «девки, заготовьте самовар ведерный!».
– А сколько тут этих мужиков? – осмотрела Рита заброшенный двор.
Во дворе старые яблони застыли в легком морозном полдне. Шелестя, облетали последние, уже обесцвеченные и скрученные холодами листья, их шелест в прозрачном воздухе заставлял затаить дыхание и дождаться последнего звука – соприкосновения падающего листа с другими, выстлавшими собой землю. А лист падал так долго и так невесомо, в полной тишине и безветрии, замедляя собою время, и хотелось сделать что-то резкое, крикнуть, двинуться, чтобы убедиться, что внутри тебя есть еще жизнь и собственный пульс, не подчиняющийся замедленному метроному осени.
– Четверо нас, – мужичок достал из кармана телогрейки папиросы. – Да вы, бабоньки, не дрейфите, мы мужики тертые, стрелять и охранять приученные, потому что все – лесники! А Николай вообще зверь, потому что с Афгана еще на голову контуженный. Мы все тут рядом живем, за домом Кемира присматриваем уже которой год!..