с каждой секундой крики становятся все громче.

— Ну же, Смитти. Я не люблю лжецов. — Его ботинки громко стучат. — Я сделаю тебе еще больнее только за это.

— П-пожалуйста, Майкл. Мне жаль.

— Жаль за что? — прорычал он, и на этот раз ярость в его голосе заставила меня распахнуть глаза.

Что мог вынести этот человек?

И тут меня осеняет. Еду? Может быть, это она? Поэтому Майкл сегодня рылся в холодильнике? Он понял, что вещи были похищены, и обвиняет в этом парня?

Майкл насмехается над ним.

— Вещи исчезли, Смитти, а доступ был только у тебя.

Его шаги приближаются к моему месту, и все мое тело дрожит, а зубы сжимаются и стучат во рту.

— Ты разочаровываешь меня.

— Но я не брал этого. Может, это был к-к-кто-то другой.

— Свяжите его, — говорит Майкл, и Смитти фыркает, когда доносятся звуки еще одного стула.

— Плоскогубцы, — требует Майкл, словно просит передать картошку.

Я шумно вдыхаю, мой желудок подрагивает, пульс учащается и громко бьется в ушах.

Что он собирается с ними делать?

— Последний шанс. Я не терпеливый человек.

Но Смитти продолжает выть.

Ритм ударов моего сердца барабанит внутри меня, пока моя грудь не становится тяжелой с каждым рваным вдохом.

Майкл вздыхает, как будто от скуки.

— Приготовься. Это будет больно, и тебе захочется умереть. Но… — Еще один стул волочится по полу. — Если ты признаешь это сейчас и не будешь тратить мое время, я убью тебя быстрее. Один выстрел в мозг, и ты даже не поймешь, что тебя поразило.

Мужчина всхлипывает.

— Я… а-ахх!

Слова умирают в его горле, сменяясь криком, таким жестоким, что я буду слышать его до самой смерти.

Я закрываю ладонями уши, слезы текут по моему лицу, представляя, что с ним делают, и все из-за меня. Я не могу позволить Майклу причинить боль тому, кто этого не заслуживает. Но если я раскрою себя, то окажусь на стороне пострадавшего.

О, Боже. Я беззвучно плачу, глаза закрываются, слезы продолжают литься.

Не знаю, сколько проходит времени, но крики становятся все громче, как будто мужчина находится на грани смерти.

Я больше не могу это слушать. Позволить другому человеку расплачиваться за то, что я сделала, — не так меня воспитывали родители. Это не тот тип человека, которым я хочу быть. Я лучше этого. Я никогда не позволяла страху заставить меня трусить раньше, и я не буду делать этого сейчас.

— Мне начать с другой руки? — рычит Майкл. — Или ты наконец признаешься, что украл у моей семьи, прежде чем я отрублю тебе обе руки?

Мужчина кричит громче, словно его хотят зарезать заживо, но Майкл только смеется. Садистский смех, как будто это больная игра.

— Ладно, тогда. Я просто продолжу…

— Остановитесь! — кричу я, вскакивая на ноги, слабость колотит меня по коленям.

Мгновенно к моему лицу приставляют пистолет, но не Майкла. Он принадлежит другому мужчине рядом с ним, который выглядит моложе, но очень похож на его родственника. Их темные, почти черные глаза одинаковы.

— Кто ты, блять, такая? — спрашивает его двойник, вздергивая брови в замешательстве.

Я заставляю свои ноги двигаться, мало-помалу, мои руки подняты в воздух, сердце бьется в грудной клетке.

— Я…

В горле пересохло, грудь взлетает и опускается, когда я смотрю на них обоих, надеясь не умереть.

— Девушка из окна. — Губы Майкла слабо изгибаются. — Приятно наконец-то встретиться с тобой. Я уже начал думать, когда же ты решишь присоединиться к нам.

Я задыхаюсь, опускаю руки, глаза округляются.

Он знал? Сукин сын…

— Ты знаешь ее? — замечает мужчина, который все еще направляет на меня свое оружие, и поворачивается к Майклу, наклонив голову.

Но Майкл… эти завораживающие глаза, они остаются прикованными к моим, взгляд падает на мои дрожащие губы, прежде чем снова переползти на глаза.

— Вроде того. — Он сухо усмехается.

Он знал. Все это чертово время он знал, что я здесь. Он, блять, знал, даже когда пришел сюда раньше, не так ли?

— Ты издевался надо мной, когда пришел сюда, не так ли? — Я выдохнула с раздражением, глядя на его самодовольное лицо.

Мой взгляд сужается. Даже несмотря на страх, скачущий по моим рукам, во мне также есть гнев. Неужели он думает, что пугать меня — это смешно? Для него это какая-то больная игра? Чтобы мучить людей?

Он делает один шаг вперед.

— Я знаю все, что происходит в моем доме.

Он подходит ближе, и я, не задумываясь, повторяю его шаг, оскал теперь застыл на моих чертах.

— Так почему ты не убил меня? — Я шиплю, моя грудь поднимается и опускается от яростных вдохов.

Его усмешка холодная и бездушная, когда он поднимает пистолет и направляет его прямо мне в сердце.

— Сейчас я очень искушен.

— Тогда сделай это. — Мой взгляд наполняется гневом, подбородок наклоняется выше, зубы стиснуты.

Кем бы ни был этот человек, как бы мило он ни относился к своей дочери, передо мной стоит чудовище. Жестокое чудовище.

Эти глаза темнеют, как буря на горизонте, мы смотрим друг на друга, и никто из нас не уступает. Он может застрелить меня. Его никто не остановит. Но он не решается. Может быть, это еще одна игра, в которую он играет.

Позади него человек на стуле выглядит мертвым, кровь и синяки покрывают то, что осталось от его лица, куски дерева прилипли к открытым ранам на его щеке. Ногти на одной руке содраны, как и один из пальцев, из которого капает кровь. Слишком много крови.

Я не уклоняюсь от нее. Я уже привыкла к ней.

Майкл небрежно окидывает мое тело одним взглядом, начиная с моего рта и опускаясь ниже, пока не захватывает каждый дюйм моей плоти.

Мои соски мгновенно напрягаются от этого вторжения, дыхание становится учащенным. Я обхватываю руками свое тело, внезапно почувствовав себя голой, даже если одежда все еще на мне.

— Ты проверяешь свою еду, прежде чем ее съесть? — спрашиваю я, подняв бровь и скривив губы.

— О, черт, — смеется другой мужчина. — Мы нашли себе вздорную особу.

Рот Майкла растягивается в дразнящей ухмылке.

— Держу пари, ты боишься узнать.

Я усмехаюсь.

— Я встречала гораздо более страшных мужчин, чем ты.

Что-то мелькает в его взгляде. На мгновение, но я готова поклясться, что ему стало меня жаль.

Но мне определенно привиделось это, потому что он такой же, как они. В нем нет ничего хорошего.

Он продолжает смотреть, словно не зная, что со мной делать, вздергивает свой широкий подбородок, поднимая одну густую бровь.

— Я должен поблагодарить тебя.

Когда я