еще до того, как он прозвучал.

Его губы змеятся вверх, извиваясь, как змея, готовая к атаке. — Ни черта.

Я знаю, что если он захочет, он может убить меня, и я ничего не смогу с этим поделать.

Потому что теперь я принадлежу ему.

ГЛАВА 7

МАЙКЛ

Мне жаль женщину, стоящую передо мной. Я сожалею о том, что она пережила от рук Бьянки. И в ее глазах я вижу боль, как будто она здесь, среди нас. Но этого недостаточно, чтобы спасти ее. Не от меня. Потому что никто не переступит порог семьи, даже такая красивая, как она.

И она права. Я знал, что она здесь, в моем доме, и хотел посмотреть, как далеко она зайдет. Когда я привел сюда Смитти, который выманивал у нас деньги, я не надеялся, что она подумает, что это связано с едой, которую она воровала, но это не так. Я просто проверял ее, хотел увидеть, что она за человек: тот, кто будет заботиться о себе или о других.

И она прошла проверку. Только поэтому она до сих пор жива. В противном случае она бы мне не пригодилась. Элси — идеальный выбор, чтобы притвориться моей женой. Жить рядом с моей дочерью. У нее нет выбора, если только она не хочет закончить жизнь, как Смитти — или оказаться в тюрьме, где я позабочусь, чтобы она осталась надолго.

Если она подозревает, что у Палермо есть свои люди на крючке… что ж, она еще не знакома с Мессиной. Мы знаем людей во всех инстанциях. Судьи, полицейские, даже сенаторы. И каждый из них сделает для нас все, что угодно. Например, будет держать такую милашку, как она, в тюрьме как можно дольше, подбрасывая ей все возможные обвинения.

Мафия владеет этим городом, и мы находимся во главе стола. Здесь правят пять семей: мы, Палермо, Розолино, а также семьи Камбрия и Грация. Боссы каждой семьи также сформировали альянс, известный как Азиенда. Он был создан еще до меня и существует уже много лет. Это место, где мы улаживаем разногласия, предотвращаем тотальную войну между семьями и где создаются новые союзы.

Наша семья и семья Палермо всегда враждовали, и если бы не союз, я бы уже убил Бьянки. У них нет ничего против нас. Они могут думать, что они на вершине, но только у одной семьи есть имя, которое хорошо знает каждый человек в этом городе. Страха достаточно, чтобы сделать все, что мы попросим. Мы могли бы раздавить их как букашку, но это превратилось бы в полномасштабную войну.

Но с ними был подписан договор, по которому я не могу убить каждого из них. Они обещали не вмешиваться в наши дела, а мы не вмешиваемся в их.

Мы можем отводить глаза от того, что делают Бьянки, но я никогда не пошлю к ним женщину. У меня все силы ушли на то, чтобы не положить конец торговле людьми, этому клубу. Но я не могу рисковать войной, и София не может стать ее жертвой. Если я начну ее и нарушу договор, все ставки будут сделаны. Защита моей дочери — это все, что имеет для меня значение.

— Если ты не собираешься меня убивать… — Черты Элси ожесточились, она практически вцепилась в меня своим поразительным взглядом. — Что, черт возьми, ты собираешься со мной делать?

Эти большие, мерцающие карие глаза держат меня в плену огня, пылающего в них, даже когда я практически чувствую вкус ее страха, словно это клеймо на ее душе.

Мне нравится это в женщине, когда она тверда, даже если она купается в страхе. И мне нравится знать, что она боится меня. Она и должна бояться. Никто не врывается в дом, где спит моя дочь, не ответив за это. Мне плевать, что она была одной из девушек Бьянки, или насколько красивой она может быть — а она именно такая. Черт возьми, она безумно красива.

Мне требуется все мое самообладание, чтобы не наказать ее так, как я действительно хочу. Прижатой к стене. Беспомощную. По моей милости. Ее тело принадлежащее, чтобы взять его, заставить делать все, что я захочу. Но я не могу этого сделать. Не с женщиной, которая прошла через то, что прошла она.

Но это не останавливает мой разум от радостной поездки, наполненной грязными мыслями: руки в ее длинных волосах, мои пальцы в ее киске. Держу пари, она красивая. Как и сама девушка.

Ее большие груди вздымаются с каждым тяжелым вдохом.

Я ей нравлюсь. Возможно, она не хочет этого, но я чувствую это по ее дыханию, по возбужденным глазам.

— Ну… я могу многое с тобой сделать. — Мои губы опускаются на изгиб ее челюсти, желая, чтобы мои зубы вонзились в эту мягкую кожу, чтобы услышать, как она выкрикивает мое имя.

Майкл, трахни меня. Заставь меня кончить.

Как будто я не могу сдержать себя. Как будто я не могу перестать прикасаться к этой женщине. Это не то, к чему я привык, и не то, к чему хочу привыкнуть.

— Например? — шепчет она, ее голос трещит как камень, словно она пытается не показать мне, как сильно она наслаждается нашей близостью.

— Например, вызвать полицию и арестовать тебя. Или…

— Или что? — вздохнула она.

Я поднимаю пистолет, все еще зажатый в моей ладони, наклоняю ее лицо дулом вверх и прижимаю его к подбородку.

— Или мы можем покончить с этим прямо сейчас, как ты и просила.

Ее брови вскидываются, глаза слезятся, и что-то во мне почти чувствует это, эту боль внутри нее. Почти. Но не настолько, чтобы помешать мне застрелить ее, если придется.

— Нет. — Она энергично качает головой, тяжело сглатывая. — Не звони в полицию. Пожалуйста.

Это одно слово превращается в обиду, которую она несет, в боль, вырезанную в ее чертах, такую же глубокую, как шрам на моем лице. И та часть меня, которая не хочет испытывать к ней ни малейшего сочувствия… она почти разбивается вдребезги.

— Ты боишься их больше, чем пули? — Мое любопытство берет верх.

— Да. — Она кивает, опустив глаза, прежде чем сфокусироваться на мне.

Я перемещаю свою «девятку» на пояс и смотрю на нее. Не осознавая, что делаю, моя рука тянется к ее лицу, кончики пальцев касаются ее виска, мягко убирая волосы, упавшие на глаза. Эти прекрасные глаза.

— От чего ты бежишь? — Мой голос становится нежным.

Я не