От каждого томика, раскрываемого им, исходил особенный пряный запах. Компьютерный каталог рос пункт за пунктом, и Эдвард потерял счет времени. Большинство книг было родом из Англии, но американских и континентальных тоже имелось достаточно. Немецкие порой были напечатаны черным, паучьим готическим шрифтом, который он расшифровывал вдвое дольше. Кириллицу и арабский алфавит он откладывал сразу как безнадежные. Из книги бенгальских стихов выпала печатная карточка. Текст «С признательностью от автора» сопровождался витиеватой нечитабельной подписью.

Когда тонкая полоска дневного света добралась до стола, он взглянул на часы и увидел, что уже почти шесть. Он встал и потянулся, с наслаждением распрямив хрустнувший позвоночник. Две трети длинного стола заполняли ровные стопки книг, пол усеивали груды оберточной бумаги. Он чувствовал себя безупречно добродетельным, как средневековый монах, который по завершении дневных трудов возвращается в аббатство, чтобы попить пива с домашним сыром.

Оставалась еще книга, которую упомянула Лора, написанная кем-то с окончанием на «ий». Да, он же записал вчера: Гервасий Лэнгфордский. Для верности он еще раз просмотрел книги, которые уже внес в каталог. Нет, ничего такого. Вон сколько ящиков еще предстоит вскрыть — хорошо бы хоть с этим управиться до отъезда в Англию.

На полках у стены стояли какие-то справочники, и Эдвард подошел посмотреть. Здесь были и переплетенные ксерокопии, и десяти-двадцатитомные энциклопедии, до того толстые, что переплеты проседали под тяжестью страниц. Специализация самая узкая: «Repertorium Bibliographicum»[10], «Gesamtkatalog der Wiegendrucks»[11], «Инкунабула в американских библиотеках», «Краткий каталог восемнадцатого века», «Переплет эпохи Английской реставрации». Ну что ж, исследовательской работы он никогда не боялся. Эдвард снял с полки солидный фолиант под названием «Каталог английских книг, изданных до 1501 года».

Справочник весь состоял из черно-белых фотокопий каталожных карточек. Десятки тысяч копий, собранные из разных библиотек и расположенные в алфавитном порядке, рядами заполняли тонкие, как из папиросной бумаги, страницы. Эдвард расчистил на столе место под лампой и всего через минуту обнаружил нужного автора, между Гервасием Кентерберийским (ум. 1205) и Гервасием Тильбюрийским (ок. 1160 — ок. 1211). Гервасию Лэнгфордскому (ок. 1338 — ок. 1374) посвящались три карточки. Две из них, видимо, были разными изданиями одной и той же книги, «Chronicum Anglicanum»[12](Лондон, 1363 и 1366), третья книга называлась «Les contes merveilleux»[13](Лондон, 1359).

В нижней части каждой карточки сокращенно обозначались библиотеки, владеющие экземплярами данной книги. Сокращения расшифровывались в длинном указателе-приложении, из которого Эдвард выяснил, что «Chronicum Anglicanum» можно найти в Нью-Йорке, Техасе и Англии. Нью-йоркский экземпляр хранился в учреждении под названием «Ченоветский депозитарий редких книг и манускриптов». Эдвард записал название, выключил компьютер и собрал свои вещи. Проверил напоследок, все ли в порядке, и на пути к выходу погасил торшер.

Закат окрашивал белые стены нижнего коридора в мягкие карамельно-розовые тона. Окна были раскрыты настежь, и прохладный ветерок гулял по пустым комнатам. Днем Эдвард стремился избежать всяких встреч, но сейчас, после долгих часов безмолвной работы, находился в общительном настроении и почти что надеялся на столкновение с Лорой Краулик. Интересно, живет ли она здесь, подумал он снова, столуется ли и ночует ли в этой квартире. Идя к лифту, он заглянул в приоткрытую дверь и увидел маленький, тесно заставленный кабинетик. На полках, на полу, на верхушках шкафов, даже на подоконниках громоздились манильские конверты, кучи бумаг, черные скоросшиватели, пухлые, завязанные тесемками папки — точно некая гигантская бумаголюбивая птица вила здесь гнездо. Рабочий кабинет без компьютера выглядел странно.

Эдвард, поколебавшись, вошел туда. Решив не откладывать дела в долгий ящик, он снял телефонную трубку и запросил в справочной номер Ченоветского депозитария. Открыт он еще или нет? Ответивший Эдварду библиотекарь бесцеремонно направил его в другой отдел, где звонок перевели на режим ожидания. Эдвард, заполняя паузу, поворошил бумаги на столе — страховые формы, письма, какие-то крючкотворские переговоры с подрядчиком по циклевке полов. Розовые копии счетов за компьютерные работы, выполненные неким Альберто Идальго.

— Отдел каталогов, — сказал в трубке женский голос.

Эдвард объяснил, что ищет Гервасия Лэнгфордского.

— Книгу или манускрипт?

— Книгу. — Должно быть, так — а что же еще?

— Вы представляете какое-то учреждение?

— Коллекцию Уэнтов, — сымпровизировал он.

Женщина переговорила с кем-то еще и спросила:

— Вы член их семьи?

— Нет, служащий.

В этот момент он засек периферическим зрением стоящую на пороге Лору Краулик, и сердце у него классически екнуло от внезапного ощущения вины. Зря он, пожалуй, сделал этот звонок.

— Вам надо будет зарегистрироваться, — предупредила женщина, — поэтому захватите фото и документ, подтверждающий место вашего проживания.

— Понял. — Он повесил трубку. Лора молча смерила взглядом его грязный мешковатый свитер и небритую физиономию.

— Вы закончили? — спросила она.

— Хотел дозвониться до них перед закрытием. Извините, что не нашел вас.

— Я, между прочим, не пряталась. — Лора начала демонстративно прибирать на столе. Эдвард взял сумку и собрался идти.

— Не забудьте записать свои расходы в Ченовете. — сказала она. — Они берут плату за регистрацию, довольно приличную. И возьмите с собой карандаш и бумагу, если намерены делать заметки. С ручками в читальный зал не пускают.

— Вы там бывали?

— Пару раз. Не знаю только, что в их фондах могло вас заинтересовать.

— Я хотел узнать что-нибудь о Гервасии Лэнгфордском.

На это она улыбнулась, показав выступающие вперед белые зубы.

— Вот оно что.

— Кстати, наверху я его пока не обнаружил.

— Уверена, что он вам еще попадется.

— А не могли бы вы сами рассказать мне о нем? Я не совсем представляю, что нужно искать.

— Думаю, вы узнаете его, когда увидите, — пожала плечами она.

— Надеюсь.

Он испытывал отчетливое впечатление, что она с нетерпением ждет его ухода, и поэтому, из чувства противоречия, старался затянуть разговор.

— Мне кажется, вы недооцениваете глубину моего невежества.