ложился спать. Других он просто не замечал, и в самых сокровенных мечтах она становилась его желанной наградой.

Реальность оказалась жестокой. Следуя за ней, получая отказы и колкости в ответ, но всё равно отчаянно пытаясь завоевать хоть чуточку её внимания, он радовался, как ребёнок, когда ловил на себе её будоражащий смеющийся взгляд. Словно он уже превратился в Меченого с той лишь существенной разницей, что ведьмой она всё-таки не была.

Это он знал наверняка. Он видел её в тот день под водопадом, когда, скинув с себя осточертевшие пыльные сорочки, девушки купались. Рассчитывая на то, что деревня уже укладывается ко сну, они вышли к водопаду на самом закате, томимые желанием освежиться после утомительного дневного зноя. Йомен с приятелями возвращались с охоты, пробираясь по заросшей тропе, давно уже заброшенной из-за клубков ядовитых змей, обосновавшихся в камнях по обе стороны дороги. Намаявшись за день на жаре в лесу, друзья как манны небесной жаждали кружечку холодного пенного в трактире у Старика Эда, а заросший путь был короче на добрых полтора часа. Продираясь сквозь нагромождение камней, они услышали внизу визжащие девичьи голоса и, подобравшись к краю обрыва, скрытые стволами деревьев, увидели плавающих.

Стоя под шипящими струями воды, Анна наслаждалась долгожданной прохладой и свободой от гнёта тесной одежды. Придерживая копну золотистых волос, она подняла руки к затылку, и в розоватых лучах Вечернего Месяца Йомену почудилось, что её тело отливает каким-то колдовским сиянием. Пригнувшись над пропастью, он, не дыша, скользил глазами по каждой манящей детали на её фигуре. Бурное обсуждение за спиной вернуло его в реальность, но ту картину он часто видел во сне, просыпаясь по утрам с щемящим чувством тоски и робкой надежды.

Именно тогда он и рассмотрел нетронутую белизну её кожи, но даже знание того, что силы, тянувшие его к Анне, не были порождением чёрной магии, слабо утешало его.

Меченые считались особой кастой. Нет, они не рождались таковыми. Меченым становился любой, кто провёл ночь с ведьмой. Загвоздка заключалась в том, что все эти бабушкины сказки, рисующие ведьм как сгорбленных выживших из ума злобных старух с корявыми узловатыми пальцами и бородавками, бугрившимися на огромном носу, на поверку оказывались не более чем байками. Ведьмой могла быть совершенно любая девушка. Внешне ничем не отличаясь от обычных крестьянок, они чувствовали себя вполне вольготно среди сельского люда. Некоторые из них были красивы, с густыми спадающими до пояса волосами, но даже пухлощёкая деревенская хохотушка могла обернуться той, что так хорошо скрывала свою тайну.

Единственной отличительной меткой ведьм служил полумесяц. Раскинутый на бедре пятью родимыми пятнышками, внешне напоминавшими рой вьющихся мошек на белоснежной коже, он умело маскировался нижней юбкой, и горящий страстью любовник не всегда замечал зловещее клеймо. Наутро было уже поздно. Опоенный чарами испитого безумства, бедняга был обречен на вечное служение ведьме. Это не было похоже на обычный приворот, здесь не требовалось сыпать в суп горький порошок из толчёных кореньев или прятать под подушкой соломенную фигурку. Юноша не чах на глазах и не ходил как потерянный под её окнами. Расставшись с колдуньей, он мог даже не вспоминать о ней, выбросив проклятую ночь из головы как страшный сон, но рано или поздно расплата настигала его. В любой момент ведьма могла призвать к себе верного слугу, и, словно цепной пёс, он срывался с насиженного места и мчался к ней. От этого не было никакого спасения, склянки выпитых зелий и окуривания отворотными травами помогали лишь очистить сознание, изгнав из него навязчивый образ чародейки, но они были бессильны выкорчевать прочно засевшую, словно впаянную в сердце струну, дёргая за которую та могла повелевать несчастным против его воли. Были те, кто пытался сбежать, уйти за сотни километров, оставляя между собой и ведьмой перепутья дорог, непроходимые чащи и бурные горные потоки. Всё было тщетно. Единственным способом разорвать невидимую связь было убить саму ведьму. Пламя костра развеивало тёмные чары, освобождая из-под колдовского гнёта десятки невольных любителей девичьей красы.

Немудрено, что на ведьм охотились. Ещё с младенчества впервые принятые повитухой новорожденные девочки подвергались тщательному осмотру зорким глазом, ищущим малейшие стайки родинок на розоватой ножке. Однако ведьмы были не так просты. Чувствуя успешное зачатие, они покидали деревню, таясь вдали от троп в укромных уголках, скрытых от людских глаз, где на лоне природы извергали продолжение своего рода. Там маленькие девочки росли, лишь по достижении половозрелости возвращаясь к людям под видом погорельцев или усталых переселенцев, инстинктивно влекомые жаждой вершить свои колдовские ритуалы и во мраке безлунных ночей создавать себе армию безропотных пленников духа и тела.

Наслышавшись от Старого Эда красочных полупьяных баек о горькой доле горячих деревенских парней, введённых в грех соблазнительными коварными девами, дабы те потом использовали их в служении чернокнижникам, Йомен, как и все другие юноши в их селе, с малых лет усвоил простое правило: задирая юбку, обязательно глянуть на девичье бедро. Во власти пылающего зова плоти ему не всегда удавалось неукоснительно следовать этому правилу. Зарывшись в стог или затаившись в потайном углу сеновала, Йомен страстными поцелуями вымывал из сознания внутренний голос, шепчущий: «А вдруг?» А потом ещё пару недель ходил, резко останавливаясь как вкопанный и прислушиваясь к себе: не тянет ли его безропотно подчиниться какому-то необъяснимому зову?

Теперь же, когда в деревню вернулась Анна, проблема отпала сама собой.

Глава 4. Колдовское озеро

В лесу было тихо. Довольно подмигивая тусклой личине Рассветного Месяца, Йомен с наслаждением вдыхал ароматы росы и омытой дождём листвы. Утренний туман слегка пощипывал кожу, но он и не собирался ёжиться. Йомен уже предвкушал прохладную свежесть воды под ладонями и, не заботясь о том, что гибкие снасти могут зацепиться за прибрежный кустарник, бодро вышагивал по знакомой тропе к Русалочьему Озеру. Где-то там позади, потирая глаза и зевая во весь широко разинутый рот, семенил ещё полусонный Петро, тащивший вёсла да видавший виды залатанный садок.

День обещал быть жарким, и им нужно было успеть перехватить голодную рыбу спозаранку, пока она не укрыла свои наливные бока в тихих омутах, питавшихся подводными родниками.

Сгрузив нехитрый скарб в лодку, Йомен оттолкнулся от берега, и в момент прозревший Петро, не испытывая особого желания мочить штаны, с размаху перевалил через борт. Посудина опасно накренилась, но Йомен уже схватил весло и, выровняв её, размеренными движениями погнал наперерез водной глади.

В том месте, где со дна били холодные ключи, на заре можно было словить нехилый