— Как там ваше многолюбное семейство? — продолжала интересоваться королева. — Как растет твой Богусь?

— Дзякуй, Ваше величество. Божьей милостью и молитвами! — кисло улыбнулся Михал.

Богуслав Криштоп родился слабым и болезненным мальчиком, врачи постоянно наблюдали за ним, но в последнее время стало очевидно, что ребенок явно отстает в развитие от своих сверстников. Правда, об этом Михал и Катажина предпочитали не распространяться, но, увы, об этом все равно многие либо знали, либо догадывались. Знали и то, что сразу за Богуславом Криштопом у Михала родилась дочка, которую назвали в честь матери Михала Феклой. Но девочка тут же умерла. Это шокировало и Катажину, и Михала.

— Это уже не простое совпадение, — серьезно говорил Михал врачам, — почему у Катажины стали рождаться такие слабые дети?

— Она часто рожала раньше. Видимо ее организм ослаб и требует лечения и восстановления, — пожимали врачи плечами, — ей бы воздержаться от зачатия, все-таки шесть родов…

Королевская чета отвела Михала в сторону. Лакей тут же поднес им бокалы французского шампанского. Несвижский ординат понял — разговор будет серьезный. Что-то Яну Казимиру срочно понадобилось. Но что?

— Тут в последнее время наш главный противник, царь, стал куда как более сговорчивей, чем был ранее, — говорил Великий князь. — Хочу вновь возобновить с ним переговоры, так как он в прошлый раз пошел на большие уступки. Возглавишь чуть что комиссию? Тогда ты справился великолепно!

Великолепно… Михал лишь горько усмехнулся. Да, вызволить из плена Винцента Гонсевского у него получилось, но… лучше бы не вызволял. Кто знал, что ждет Гонсевского на родине?! Эта жестокая расправа над польным гетманом не позволяла самому Михалу считать, что со своей миссией он справился великолепно. Однако переговоры дело нужное. Необходимо завершать войну, и завершать ее победителями, без компромиссов либо с наименьшими территориальными потерями. И Михал знал, что лучше его это навряд-ли кто-то сделает.

— Добре, Ваше величество, — Михал отпил из богемского кубка шампанского, — за Ваше здоровье, крестный, за Вас и Вашу обворожительную королеву!

— Мы же родня, — продолжал Ян Казимир, беря Михала под руку, — а между мной и Богуславом вновь черная кошка пробежала. Пора мириться. Любый мой Михась! Ты же всегда так хорошо умел всех мирить. Помоги нам примириться с Богусем! Скажи ему, чтобы не хранил обид. А то вокруг — одни враги.

«Любомирский, — думал Михал, слушая крестного, — точно! Король почувствовал, что под ним зашатался трон и теперь ему нужны крепкие плечи авторитетных в стране людей!» В тоже время ему стало стыдно перед Яном Казимиром, и даже жалость к крестному стиснула сердце Михала: пока они с Богуславом роют яму под Яна Казимира, сам король желает помириться с его кузеном. «Некрасиво как-то это все», — думал Михал, но вслух произнес:

— Ваше величество, а почему бы вам не назначить старшим в переговорах сегодняшнего виновника торжества, Яна Собесского?

Михалу было черезвычайно интересно, что же на самом деле думает про Собесского король.

— Яна Собесского? — удивленно приподнял брови Ян Казимир. — Ну, уж нет! Ян хороший шляхтич, храбрый воин, но до твоей светлой головы ему, все же, далеко. Не ему поручать такие деликатные дела.

Михал с сожалением усмехнулся:

— Стало быть, королем нашему Яну никогда не стать, так?

— Ему, пожалуй, даже польным гетманом не стать, — ответил король, — хотя он мне вполне нравится, особенно своей преданностью Короне. Может быть, потом, когда мудрость придет к нему, мы сможем доверить Яну гетманскую булаву.

«Вот, значит, какого ты мнения о Собесском! — думал про себя Михал, как бы оправдывая свои закулисные с Богусла-вом игры против крестного. — В конце концов, — продолжал оправдывать себя Михал, — отставка пойдет на пользу крестному. Вон как похудел! А так поживет в свое удовольствие, хотя бы. Прав Богуслав, не для крестного вся эта политическая возня».

Конечно, и король не так уж искренне желал примирения с Богуславом Радзивиллом. Он прекрасно знал, что в Варшаве и в Кракове на сеймиках средняя и мелкая шляхта защищает Любомирского, высказывает недовольство слабостью короля, его французской ориентацией, его «наглой француженкой». Для этой шляхты Ежи Любомирский — герой. И если дело дойдет до вооруженной конфронтации, то знаменитая хоругвь Богуслава, столько шума и переполоха натворившая в начале 1656 года в Польше, видилась королю скорее союзницей, чем врагом. Ну, а хитрая королева убедила своего мужа, что обиженный Богуслав уж точно поддержит Любомирского, и тогда — пиши пропало, до свидание королевский дворец и трон!..

— Хорошо! Я постараюсь уговорить Богу слава и помирить вас, — кивал своей каштановой шевелюрой Михал, наблюдая за танцующими парами, где его жена Катажина любезничала с каким-то рыжим паном. — Давайте дадим друг другу слово, любый мой крестный: как бы не повернулась политическая ситуация, жизнь, оставаться родней, любящими друг друга людьми!

— Полностью с тобой согласен, коханку! — улыбался король, и они с королевой подняли бокалы. Михал улыбнулся в ответ и чокнулся с ними звонким богемским стеклом своего бокала.

Но далее король сам стал говорить о Любомирском, мол, гнида, предатель, о чем-то договаривается то с императором Австрии, то с курфюстом Брандербургии, а то и с царем Московии. Ян Казимир явно желал настроить Михала против Любомирского. Михал слушал, кивал, искренне соглашаясь, что Любомирский нечистоплотный мерзавец, но про себя думал, что уж точно не станет вмешиваться в дела этого пусть и скандалиста, но все-таки политического союзника Богуслава.

— Ты уж приезжай на вальный сейм, коханку, — уговаривал Ян Казимир, — там будет слушаться дело Любомирского.

— Добре, крестный, постараюсь. Сам же знаешь, война, еще добрая треть Литвы занята царем. Кто знает, как все обернется…

Михал вновь оглянулся на танцующих жену и рыжего пана.

— Кто этот человек, что танцует с моей женой? — приблизился Михал к Собесскому. На лицо Яна набежала тень.

— Это и есть Дмитрий Вишневецкий, — сказал Собесский как-то глухо, опустив голову.

Желваки заиграли на лице Михала.

— Как?! Тот самый, от которого четырнадцатилетняя Катажина родила Алеся?

— Он самый.

— А зачем ты пригласил его? — гневно блеснули глаза Радзивилла.

— Я не приглашал. Сам пришел. Род Вишневецких — добрый род. Их уважают и в родной Галиции, и в Польше. Ну, как мне его прогнать?! Тем более, что в ситуации с Катажи-ной я бы сказал, что он даже где-то пострадавшая сторона. Ведь Дмитрий хотел жениться на сестре. Родители не дали!

— Мой Алесь… то есть… Александр похож на него, — не без ревности процедил Михал, продолжая наблюдать за Вишневецким, которому было, похоже, около тридцати пяти лет. Высокий, статный…

— Только не говори ему про Алеся ничего, — испуганно заморгал глазами Собесский, — ведь Вишневецкий полагает, что это сын не его, а покойного Заславского-Острожского.