После Февраля 1917 года это ограничение на места проживания было отменено.

Была отменена цензура.

И кроме того, граждане России могли теперь свободно объединяться в общества и проводить любые собрания в любом месте, за исключением рельсовых путей…

Ликвидировался государственный контроль над православной церковью. То есть был распущен Святейший синод – правительственный орган (своего рода министерство), в течение двух столетий руководивший православной церковью (православие было в России официальной религией, потому церковь управлялась светской, то есть не церковной властью – она не была самостоятельной; главою церкви был император).

Любые собрания в любом месте

Возвращалось патриаршество, отмененное Петром Первым, – церковью вновь должен был руководить патриарх, а не правительственные органы – не чиновники. Патриарха собирались избирать в Успенском соборе в Кремле в конце лета 1917 года.

Но большевики, возглавляемые и вдохновляемые Лениным, ни в коей мере не считали все эти «буржуазные» свободы ценностью. Ленин в любой момент готов был их уничтожить ради гораздо большей, с его точки зрения, ценности – мировой революции. А революция – это насилие одних людей над другими, а насилие – это в первую очередь убийство безоружных вооруженными (в отличие от войны, где вооружены обе воюющие стороны).

Под таким названием Ленин сразу же по прибытии в Россию стал читать в Петрограде доклады – рассказывать о том, что именно сейчас, после отречения царя, надлежит делать всем социалистам.

Оказывается, в первую очередь – убеждать армию прекратить оборонять от немцев Россию.

Почему? Да потому, что оборонять свою страну – это значит защищать агрессивных русских империалистов. А это российскому пролетариату, который должен думать исключительно о мировой революции, совсем не подходит.

И самые известные социалисты назвали ленинские «Апрельские тезисы» бредом.

Плеханов, самый уважаемый в России марксист, учивший и Ленина марксизму в давнюю пору, написал статью под названием «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен». Он цитирует слова Ленина о «войне, которая со стороны России и при новом правительстве… безусловно остается грабительской, империалистской войной в силу капиталистического характера этого правительства» (Временного правительства). Поэтому, по Ленину, нечего и защищать Россию-грабителя от немецкой армии.

Но это, пишет Плеханов, логика человека, «ведущего свои рассуждения в том психическом состоянии, которое прекрасно характеризовал Поприщин (герой «Записок сумасшедшего» Гоголя. – М. Ч.) своей пометой: “Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает, что такое”».

Кто же не знает, что война объявлена была не Россией – Германии, а, наоборот, Германией – России». Следовательно, не Россия намеревалась грабить Германию, а Германия – Россию.

Но позиция Ленина, для образованных людей лишенная логики, оказалась очень даже близкой полуграмотным солдатам-крестьянам, замученным тремя годами жизни в окопах и под пулями на полях сражений. Агитаторы-большевики легко донесли до них ленинскую установку: оказывается, вовсе и не надо больше защищать Россию от немца! По домам, ребята!

И скоро мы увидим, куда именно это завело.

…И в апреле 1917 года в тыл устремились с фронта десятки тысяч дезертиров. В основном это были, повторю, крестьяне.

В ту весну ожидался давно намеченный очередной передел земли. (Поскольку Столыпина убили, он не довел свою реформу до конца и землей в деревне по-прежнему распоряжалась община.) И мужики в солдатских шинелях, конечно, никак не хотели это дело пропустить – не надеялись, что жены справятся без них с этим вполне мужским занятием – отвоевыванием нужного семье куска земли.

Как пишет один из мемуаристов: «Всех их как магнит притягивала “земля”». И вовсе не было уже желания идти в бой – под несущие смерть пули.

Бегущие толпы – уже толпы! – солдат-дезертиров по дороге убивали офицеров: один только вид золотых погон вызывал у солдат темную, необъяснимую ярость… Грабили местных жителей.

Все начинало выглядеть так, будто на территорию России вторглась чужеземная оккупационная армия. А ведь это были свои. Вот что бывает на свете!

Как пишут историки России, «русское воинство превратилось в дикое и разнузданное стадо» (Зубов А. Б.) – не без участия активных агитаторов-социалистов.

Многими из тех, кто находился у власти, овладевало чувство безнадежности и отчаяния.

Зато Ленин был настроен исключительно бодро. Он видел, что все идет как раз так, как ему надо. И следует лишь подливать масло в огонь, пока не полыхнет настоящий пожар.

Поэтому, когда 4 июня 1917 года на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов лидер меньшевиков Церетели сказал, что сейчас нет такой партии, которая могла бы (то есть ощущала бы свое моральное право!) взять единолично власть в свои руки, Ленин крикнул с места: «Есть такая партия!»

Зал встретил его выкрик смехом.

Почему? Да потому, что все хорошо знали, во-первых, весьма ничтожный, как сегодня мы бы сказали, рейтинг партии большевиков. Во-вторых, хорошо представляя себе ситуацию в стране, делегаты съезда понимали, что никакая одна партия не могла и даже не имела морального права взять на себя в этот момент истории всю полноту ответственности за судьбу страны, подошедшей к краю пропасти. Недаром Россия готовилась избрать Учредительное собрание – из разных партий.

Но большевики (точнее, Ленин) об ответственности и морали не думали. Они стремились к своей цели, а это совсем-совсем другое дело. И ради достижения своей цели они действительно готовы были взять власть целиком в свои руки в любую минуту.

Солдаты и матросы на галерке одобрительно зашумели в ответ на ленинский возглас: им понравилась такая смелость и решительность, игра по-крупному!