— Это местное, — сказал Рамзес, с удовольствием выпивая второй кубок. — Прибрежные жители им очень гордятся. Хорошо, что лестригоны, судя по всему, равнодушны к вину — им хватает гнусных грибов демона. Ну, Гектор, говори наконец — что ты думаешь об этих людях, что означает твоя затея с перенесением лагеря? Прежде всего, раз ты думаешь о битве, то либо не веришь в победу Ахилла над Карриком, либо полагаешь, что в случае гибели Каррика Антифот не сдержит слова — не уплывёт отсюда. Ну? Первое или второе?

— А ты как думаешь, о Великий Дом? — чуть усмехнувшись, спросил царь Трои.

— Думаю, ты не веришь Антифоту.

— Не верю. С самого начала не верил. И ты думаешь так же, как я.

Гектор отпил вина из кубка, скользнул глазами по сновавшим мимо их навеса воинам, которые деловито переносили оружие и скарб на новое место, потом снова в упор взглянул на фараона.

— Сколько воинов ты привёл сюда, о Великий Дом? — спросил он тихо. — Неужто и вправду полторы тысячи, как требовал Антифот в своём письме?

Рамзес высокомерно улыбнулся:

— Не унижусь же я до обмана, тем более перед варваром! Конечно, со мной пришли полторы тысячи воинов. Лучших воинов, ты сам их видел, царь. Но, — тут губы фараона чуть покривились[11] в усмешке, — половина гарнизона крепости южной дельты вышла следом за нами и стоит в одном переходе отсюда. Это ещё тысяча человек. Просто из предосторожности.

— А не мало? — спросил Ахилл, до того молча поглощавший еду и скромно пивший воду (вино он только попробовал — даже не допил свой кубок до конца), — не мало ли людей, Великий Дом? Лестригонов-то больше!

— Ты тоже заметил, да? — быстро спросил Гектор брата.

Ахилл кивнул.

— Утром, когда мы сюда приехали, я успел прогуляться к заливу.

— О чём вы? — почти резко спросил фараон. — Что за загадки? Если у меня две с половиной тысячи воинов, то как лестригонов может быть больше?

Приамид-младший ещё раз глотнул из своего кубка и посмотрел его на свет. В зеленоватом стекле красное вино казалось лиловым.

— Антифот говорит, что у него полторы тысячи бойцов, — негромко произнёс герой. — И ты веришь, о фараон?

— Верю, но не на слово! — ещё более жёстко, почти с раздражением воскликнул Рамзес. — Мои лазутчики тоже побывали там на рассвете. Лестригонов действительно ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ!

— В том, что столько видели твои лазутчики, нет сомнений, — заметил Гектор. — Но ВСЕХ ли они видели?

Рамзес вздрогнул.

— Но там же негде спрятаться! — сказал он, почему-то почти шёпотом. — Скалы низкие, пещер и ущелий нет. А корабли лестригонов стоят пустые.

— Вот-вот! — проговорил Ахилл. — Они стоят ПУСТЫЕ. А кто-нибудь обратил внимание, КАК ГЛУБОКО они при этом сидят в воде?

Прошло немало времени, прежде чем до ошеломлённого фараона дошло, ЧТО означают эти слова троянского героя. Как ни смугла была кожа Рамзеса, пунцовая краска, хлынувшая на его лицо, поглотила даже эту густую смуглоту.

— Могучий Гор! — взревел фараон, вскакивая. — Но этого не может быть! Они не могли придумать такого!

— Так обычно и бывает, — заметил Гектор. — Стоит недооценить врага, как он выигрывает. Все считают лестригонов безмозглыми убийцами. Скорее всего так и есть. Но ПОЧЕМУ они такие? Потому что гнусный демон, обративший людей бездны в своих слуг, веками ломал их естество, убирая из него всё лишнее, всё, что мешает тупо убивать. А всё, что этому помогает, напротив — развивалось, стремясь к совершенству. Ведь таковы и звери. Вот крокодил...

Тут царь Трои с некоторой опаской тянул на фараона, вдруг вспомнив, что у египтян среди прочих богов-чудищ есть бог-крокодил Себек. Однако Рамзесу было вовсе не до показного почтения.

— Вот крокодил, — повторил Гектор. — Кажется, что он нелеп, очень странно скроен, и если сравнивать его с лошадью, например, то просто урод. Умным он тоже быть не может. Но есть ли среди существ, обитающих в реках и болотах, существо более совершенное, есть ли создание, лучше приспособленное для нападения и убийства в воде? Крокодил идеален, если рассматривать его как убийцу.

— Брат, тебе бы стать поэтом! — воскликнул Ахилл и, несмотря на всю серьёзность разговора, подавился смехом. — Вот сравнение так сравнение! Лестригоны и крокодилы!

— Будь я крокодилом, я бы обиделась, — заметила Пентесилея, до сих пор молча слушавшая мужчин.

— И как только я пять лет не замечал, что женат на крокодиле! — Ахилл поморщился. — Что-то нас понесло... Дошутимся!

Но Гектор словно не заметил этих слов. Он смотрел в горящие гневом, полные скрытого страха глаза фараона и продолжал:

— Лестригоны — совершенные убийцы. В их телах всё приспособлено для боя. В их сознании тоже нет ничего лишнего — страха, сострадания, жалости, возможно, любви... Нет представления о красоте, нет места для сомнений. Но зато всё занято искусством войны. Их изобретательность здесь огромна.

— Но для того, чтобы создать корабль с двойным дном, если только это действительно так, — Рамзес всё ещё с трудом верил в страшное открытие троянцев, — чтобы создать такой корабль, изобретательности мало. Тут нужны знания, немалое образование, нужно уметь делать расчёты!

— А паук, по-твоему, умеет делать расчёты? — парировал Гектор. — Однако его сеть при этом — великолепное сооружение. В горах Черной земли мы с Ахиллом едва не стали мухами для одного «паучка» и любовались совершенством его сети вблизи! Увеличенная в десятки раз паучья сеть представляет собой великолепное зрелище. Бр-р-р! Паук — тоже идеальный убийца... И потом, мы ведь знаем, что лестригоны используют труд пленных, рабов. Разве не мог создать такой корабль кто-то из пленников? Не сам корабль, а идею корабля? Сделать расчёты, в конце концов?.. Так или иначе, это было сделано! Вот поэтому «гости» и едят так много. Их просто в два раза больше, чем мы думали.

— Но они здесь уже четырнадцать дней! — снова высказал сомнение фараон, пытаясь успокоиться. — Нельзя же столько времени просидеть взаперти!

— А они и не сидели! — ответил за брата Ахилл. — Ночами они все могут быть на берегу. Кто спит в этих дурацких шатрах, кто снаружи. А днём, я думаю, те, которые в предыдущий день прятались в нижней части кораблей, остаются на свежем воздухе, а остальные скрываются. При их выносливости это не так трудно.

Повар фараона Суфи убрал со стола блюда и тарелки, сменил опустевший кувшин вина на полный.

— Значит, лестригонов может оказаться три тысячи, а то и больше... — глухо сказал Рамзес и, не дожидаясь ответа, спросил, в упор глянув на Гектора, понимая, что окончательное решение примет именно он: — Что ты посоветуешь сделать, царь?

— Тут уже нечего советовать, — спокойно ответил герой. — Остаётся победить или погибнуть. Или, — он чуть усмехнулся, — сегодняшней ночью позорно бежать, прикрываясь темнотой. Возможно, Антифот именно этим намерением объяснил моё желание отнести лагерь дальше. Он только и ждёт этого. Потому что тогда его уже ничто не удержит. Нет, Рамзес, совет может быть только один: сражаться. Другое дело, КАК.