Я взглянул на шахту фильтра в проходе, а потом на инопланетянина, плывущего в направлении кухни.

– Ничего, – сказал я.

– Ладно, выполним очистку, для безопасности. Протокол ты знаешь.

Я отправился в лабораторию. Чтобы избежать загрязнения образцов, помещение работало на отдельном фильтре и поэтому могло стать безопасным укрытием при аварийной очистке. Проплывая мимо кухни, я увидел, как существо уткнулось головой в морозилку и копается в пакетах с фруктовым льдом. Я подумывал, не предупредить ли его. Или он уже знает, что будет?

Я прикрыл дверь лаборатории и включил на планшете анализ фильтрации. Никаких инородных субстанций не обнаружилось. Я запросил видеосвязь с Петром.

– Я могу попросить тебя об одолжении?

– Мы тебя изолируем. Через две минуты очистка. А что?

– Ты не мог бы попросить кого-нибудь последить за ней? Я хочу быть уверенным, что ей ничего не грозит.

– Полторы минуты. Слушай, мне кажется, это не выход. Ей нужно немного времени.

– Черт возьми, я должен знать, где она и чем занимается. Она даже разговора со мной вынести не смогла.

– Тридцать секунд. Я не знаю, Якуб. Дай ей время. Если мы начнем в этом рыться, люди тут же станут болтать. Не успеешь оглянуться, и скандал окажется на первых полосах всех желтых изданий.

Он был прав, но ради того, чтобы знать, как дела у Ленки, я готов был терпеть унижение из-за неизбежных сплетен. Почему, черт возьми, она оставила меня мучиться неизвестностью?

– Не могу я торчать здесь в полной неизвестности. Ты должен выяснить для меня хоть что-нибудь.

Я окинул лабораторию взглядом. С левой стороны в стене ящик с уже проанализированными и каталогизированными образцами космической пыли, собранными для сравнения с новой пылью Чопры. Высокотехнологичные частички космоса, содержащие водород, магний, кремний, железо, углерод, карбид кремния, часто в смеси с пылью астероидов и комет, а они всегда внушают надежду, ведь кометы – переносчики мусора во Вселенной, бродяги, веками неустанно толкающие перед собой свои тележки с межгалактическим барахлом.

В их тележках мы, скорее всего, и найдем новые органические частицы, тень следов другой жизни во Вселенной, вещества, которые прояснят образование планет и структуры других солнечных систем, может, даже намек на то, что происходило при Большом взрыве. Но все эти лабораторные образцы были устаревшими новостями, не дававшими никакого стимула воображению. В правой части отсека ждали своего часа пустые стеклянные и титановые контейнеры, стерильные, тщательно отполированные и готовые к заполнению частицами межзвездной пыли, прилетевшей к нам незнамо откуда.

– Дай мне это обдумать до завтра, – сказал Петр. – Может, я сумею подключить министерство внутренних дел. А тебе нужно снова собраться с духом. В твой полет вложили серьезные деньги. Люди наблюдают.

Из вентиляционных отверстий вырвались легкие облачка знакомой желтоватой субстанции. «Бомба!» – революция в уборке дома и спонсор миссии. Никаких больше антибактериальных салфеток, никакого «Доместоса». Раз в неделю хороший домохозяин или хозяйка могли поставить посреди дома синий кубик «Бомбы!». Активировать, выйти на улицу на пять минут. В это время повсюду распространится дымка, уничтожив 99,99993 процента имеющихся бактерий, безжалостный и эффективный геноцид. После этого вещество превращалось в безвредные молекулы азота, оставляя после себя приятный цитрусовый аромат. Вместе с создателями «Бомбы!» инженеры Чешского космического агентства разработали новую версию вещества для борьбы с любыми известными вредными молекулами, с которыми мог встретиться астронавт. «“Бомба!” – радостно кричали рекламные ролики. – Теперь и в космосе!» Я подумал о том, пострадает ли существо, может, я найду мертвое тело и повезу его обратно на Землю. Дымка постепенно рассеивалась.

– Все чисто, – сообщил Петр. – Ни следа чужеродных субстанций.

За моей спиной раздался тихий стук в дверь.

– Вот и отлично. Я могу уйти из сети? – спросил я.

– Ты мне нужен уверенным в себе, Кубо.

Кубо. Так звала меня мать.

– Понял. Постараюсь взять себя в руки. Просто дай мне передохнуть и найди мою жену.

Пауза.

– Я свяжусь с тобой через три часа, – сказал он, и его лицо исчезло с экрана планшета.

Снова раздался стук. Я открыл запертую дверь. Существо походило на готовый к жарке шницель – кожа вся обсыпана тонким белым порошком, с шерсти капает яично-желтая слизь. Губы были болезненно-синими. Одна лапа застряла в пустой гигантской банке из-под «Нутеллы».

– Ты сожрал мой десерт, – сказал я.

– Приношу свои извинения. Яйцеклеток пернатых я не нашел. Я прошелся по краешку твоей памяти – так, совсем недолго, поверь, – а потом у меня началось то, что вы зовете депрессией.

– Я уже просил тебя так не делать.

– Эта слякоть, «Нутелла», такая вкусная. Сытная, жирная, как наши личинки штомы. Их прокусываешь и сосешь жир.

– Ты не ранен? – поинтересовался я.

– Понимаю твое любопытство, тощий человек. Никаких страданий от столкновения с земными чистящими веществами я не ощутил.

Я поплыл к нему, желая, чтобы существо не исчезло. Его губы были закрыты, и я задался вопросом, какая космическая эволюция привела к созданию этого вида. Означает ли моя ассоциация частей его тела с телами земных животных наличие связей, или я просто отчаянно выискиваю что-то знакомое? Я, наверное, чокнутый, раз меня посещают такие мысли. Я слизнул с зубов кровь и потер воспалившиеся глаза.

– А насчет «Нутеллы» – я реально очень расстроен, – добавил я. – У меня осталась всего одна банка.

– Признаю вину, – ответило существо, – хотя чувствую, что имею достойное оправдание. Ваш вид рассматривает размеры окружающих вас объектов в сравнении. То, что больше способности восприятия вашего мозга, пугает вас. Этот страх мне кажется неудобным, словно сон на кровати из пустых раковин штомы. Он меня заразил. Я занимался любовью с твоей женой вместе с тобой и подсматривал за ней, когда она мочилась на устройства для определения беременности. Вместе с тобой я размышлял о том, что ты называешь смертью, и об экзистенциальном страхе, сопутствующем твоим амбициям. Странно это – паста из лесного ореха липла к моим зубам, мои желудки насыщались, и от этого ощущения становились менее неприятными. Знаешь, тощий человек, меня больше всего огорчает то, что теперь я разделяю твои страхи, хоть и не понимаю их. Что случится, когда я погибну? Для чего задаваться таким вопросом, если, как утверждают Старейшины моего племени, тут уверенность невозможна?

Галлюцинация же не могла быть наполнена мыслями, никогда не приходившими в мою голову? Не могла так обляпаться яично-желтой чистящей жижей, не могла вызывать воспоминания, похожие на кино, и при этом жить на краю кадра, словно я одновременно сижу в зрительном зале и прогуливаюсь по экрану. Да, конечно, присутствовал страх, и у меня нет божества, чтобы обратиться за его милостью, но чем скорее я достигну момента истины, тем скорее сумею разобраться с итогами – либо открою новую форму жизни во Вселенной, либо осознаю, что лишился рассудка.