такие огромные, что глаза кажутся мне не голубыми, а черными. Я пикнуть не успеваю, как Раевский разворачивается ко мне в кресле и запускает руку мне под юбку. Распахивая разрез все шире, ладонь уверенно следует все выше.

Ледышка? Как бы не так. Рука Раевского обжигающая. Будто оставляет за собой жгучий след.

У меня перехватывает дыхание.

Не отрывая своего взгляда от моего лица, он проводит ладонью от колена до кружева чулка, гладит нежную кожу над ним.

Прикасается к трусикам между ног.

У меня шумит в ушах, и перед глазами все немного плывет. Все на чем я могу сосредоточиться, это его глаза. Все, что могу сейчас воспринимать, это то, как начинает пылать моя кожа, там, где он ее касается.

Словно со стороны слышу свой прерывистых вздох, и Раевский воспринимает его как согласие. Согласие со всем и на все.

Он поднимается из кресла, вырастая надо мной как скала, рывком усаживает меня на стол прямо на принесенные мною документы и пристраивается между моих ног.

Раевский нависает надо мной, и мое сердце колотится как сумасшедшее. Он молча обхватывает одной ладонью мое лицо и смотрит мне в глаза. Вторая рука ложится на грудь, и не больно, но ощутимо сминает плоть. И без того напряженные соски трутся о ткань, заставляя меня ерзать.

Скользящим движением ладонь поднимается выше и ныряет в просторный вырез.

Это ни с чем не сравнить.

Оказывается, я ждала, когда же он это сделает.

Я ловлю себя на постанывании в такт каждому его движению и закрываю глаза: мне стыдно и восхитительно.

Наконец ощущаю первое прикосновение к своим губам. Раевский проводит по ним большим пальцем, немного оттягивая нижнюю.

Я не могу заставить себя открыть глаза. Я вся как натянутая струна.

И в следующую секунду на меня обрушивается шквал эмоций: его наглый язык по-хозяйски вторгается в мой рот.

Мне даже в голову не приходит воспротивиться. Я подчиняюсь.

И с этого мгновения все сливается в одну непрекращающуюся ласку.

Когда я успеваю запустить руки в его волосы? Неужели это я выгибаюсь навстречу?

Поцелуй все не прекращается, руки Раевского, не встречая отпора, то ласкают грудь, то гладят внутреннюю сторону бедра, едва задевая ребром ладони белье. Я даже не понимаю, в какой момент его палец оказался у меня в трусиках.

О! Это позорная капитуляция. Там так мокро, что очевидно — я готова принять его прямо сейчас.

Но подразнив меня, Раевский убирает руку, возвращаясь к моей ноющей груди.

Он вжимается бедрами в мою промежность, я чувствую сквозь грубую ткань брюк твердость того, чего мне сейчас не хватает внутри. Раевский целует меня в шею, и у меня срывает стоп-кран. Слепо тянусь к его ремню.

И в момент, когда я нащупываю пряжку, раздается оглушительный рингтон его мобильника.

Мы замираем.

Раевский дышит мне в ухо. Я пытаюсь прийти в себя, но от каждого его вздоха пульсация между ног только усиливается.

Телефон уже молчит, когда я догадываюсь разорвать объятья. Теперь не знаю, куда деть руки.

Раевский отодвигается от меня и, глядя мне в глаза, медленно… о, господи… очень медленно вынимает из меня свои длинные пальцы…

Вот что раззадоривало меня. А я даже не поняла, когда это начало происходить.

То, что он покидает мою влажную глубину не в пылу страсти, а сейчас, когда грянуло отрезвление, это так порочно.

Раевский спускает меня со стола, но придерживает, рассматривая и не давая сбежать. Словно принимает решение.

— Елизавета Валерьевна, приведите себя в порядок, — голос холодный, словно это не он сейчас терял контроль вместе со мной. — Технический совет начнется через десять минут. Вести протокол вы будете из приемной по видеосвязи. Чтобы в зале совещаний я вас не видел.

Пытаясь запахнуть расстегнутую блузу обратно и стараясь сохранить остатки достоинства, я иду к двери. До меня долетает немного хриплое:

— Сегодня вам совершенно точно придется задержаться. Дождитесь, пока я вас вызову. У меня есть для вас деловое предложение.

Глава 11. Непристойное предложение

Весь день Раевский проводит в зале совещаний.

Затянувшийся технический совет заканчивается только к обеду. Князь даже ни разу не просит подать кофе. Мне на телефон приходит распоряжение заказать кейтеринг в соседнюю переговорную. Похоже, так мне дают понять, что видеть меня не желают.

Можно подумать, что это я на него набросилась. Тоже мне, белая ромашка!

Мои мысли все время возвращаются к произошедшему в кабинете. Я в таком состоянии, что протокол техсовета вести просто не могу. Врубаю диктофон. Потом, когда успокоюсь, переведу в текст и разошлю. Боюсь, сейчас я напечатаю черт-те что.

Сосредоточиться невозможно. И дело не только в сексуальном возбуждении, которое отступает почему-то медленно и болезненно.

Я чувствую себя грязной. Извожу себя вопросом, как это могло произойти? Как я это допустила? Почему так страстно отреагировала?

Сейчас как раз тот случай, когда мне не помешает помощь психолога, но я не могу себя заставить рассказать обо всем Маринке, хотя знаю совершенно точно, что она меня не осудит.

Я столько раз читала про служебные романы. Там все совсем не так. Сначала ОН замечает милую подчиненную, завоевывает ее, и только потом ОНА, вся такая благосклонная, принимает его руку и сердце. И живут они вместе долго и счастливо.

Какое «долго и счастливо»? У него для этого блондинка есть! А сердца у него нет вообще!

Каким тоном он со мной разговаривал после того, как чуть не поимел меня на столе! Это Раевский мне так указывает на мое место?

Кем теперь он меня считает? На все готовой девкой?

И если бы все ограничилось поцелуем…

Но не ограничилось.

Не зазвони телефон, Раевский разложил бы меня прямо там.

Так вот ты какой, зверь харрасмент!

После обеда начинаются переговоры с представителями Телегерц и субподрядчиками. Мне по-прежнему запрещено появляться в зале совещаний, о чем меня информируют сообщением.

Неизвестность и дурное предчувствие сводят меня с ума. Удается немного отвлечься, когда в приемную заносят небольшую коробку. Для меня.

Я подозреваю Маринкину руку, но быстро понимаю, что ошиблась. В ворохе упаковочной бумаги нахожу умопомрачительные туфли. Винного цвета на высоченном каблуке. Шестым чувством догадываюсь, что это дело рук Олега. Поворачиваю подошвой вверх — размер мой. Тридцать семь.

С ума сойти. Все-то они знают! Один знает размер обуви, другой — номер квартиры.

Прозрачный намек Олега поднимает во мне стихшую было бурю.

Этому тоже явно надо только поразвлечься.

Туфли мерить даже не стала, оставила в коробке.