Раевский что-то нажимает на панельке справа на стене, освещение становится ярче, и включается кондиционер.

Я оглядываюсь.

Студия оформлена в очень минималистичном стиле: все в серых и коричневых тонах, панорамное окно во всю стену, справа огромная кровать, которая бросается в глаза первой, зона бара, пара кресел по центру и небольшой столик между ними.

Все выглядит необжитым, гостиничным. Необитаемым.

Все обезличено. Возможно оформлено и по вкусу Раевского, но здесь нет ни намека на его индивидуальность, его характер. Наверно, он пользуется этой квартирой нечасто. Или это я не разбираюсь в мужчинах.

— Подойдите к столу, Елизавета Валерьевна, — голос его звучит ниже, задевая что-то темное глубоко внутри меня. Впрочем, мне все равно хочется воспротивиться, но я не решаюсь. Все это, конечно, слишком для меня, но пока звучит не очень опасно.

Прохожу к столу, стук каблуков глухо разносится по помещению, и я в растерянности оглядываюсь на Раевского. Стол достаточно низкий, может, чуть выше журнального.

— Упритесь руками в столешницу, — продолжает приказывать Раевский, оставаясь на своем месте.

Стерпев и это, я наклонилась и поставила ладони на стол.

— Ниже, — снова следует приказ.

Я смотрю на него через плечо.

— В локтевую, Елизавета Валерьевна, — командует Раевский нетерпеливо.

Это я должна стоять посреди комнаты, задрав задницу под ярким светом?

Да еще и на этих каблучищах?

Не веря, что делаю это, опускаюсь на локти.

И все это в полнейшей тишине.

У меня внутри все начинает завязываться в узел.

Я понимаю, что юбка моя бесстыже задралась, и Раевскому видна граница между юбкой и чулками провокационного цвета. Быстро остывающий воздух холодит мою кожу. Я представляю, как он разглядывает открывшееся ему зрелище, и мои соски напрягаются.

— Давайте, предложите мне себя, Елизавета Валерьевна, — сейчас в его голосе еще больше властности. Это запускает волну моих мурашек.

Предложить себя? Словно это все — моя инициатива?

Я со злостью завожу правую руку за спину и подтягиваю подол вверх.

Ужасно, я стою перед ним как маленькая похотливая шлюшка. Но немного рваный выдох Раевского проливается бальзамом на мою раненую гордость. Не так ты спокоен, Князь, как хочешь показать.

Что ж, ему есть на что посмотреть.

Настроение с утра у меня было траурное, и я решила его немного разбавить. Поднять боевой дух, добавить воинственности. И я выбрала тот самый красный комплект из Маринкиного подарка. Прозрачные телесные чулки, были украшены вызывающим красным кружевом, красными же были и широкий пояс, и скудные трусики.

— Расставьте ноги шире, мне плохо видно, — теперь его голос настолько низкий, что им можно дробить асфальт. А во мне начинает подниматься горячая волна, краска заливает мое лицо, но я покорно раздвигаю ноги, вынужденно прогибаясь в спине еще сильнее.

Мысль о том, что сейчас он реализует свои фантазии, причиной которых являюсь я, неожиданно заводит меня еще сильнее. Смотри, черт тебя побери! Я представляю, как выглядит в этом ракурсе обтянутая красным шелком промежность, как Раевский впивается в нее глазами. Да, Князь, да. Ты ведь именно этого хотел, именно это себе представлял?

Слышу его шаги. Чувствую, что он близко. От него словно волной жара веет. Сегодня я точно не замерзну, несмотря ни на какой кондиционер. Я уже пылаю, напряженное ожидание сводит меня с ума.

И вдруг меня словно пронзает разряд тока. Раевский одним пальцем проводит по ткани трусиков там, где смыкаются мои половые губы. Я чувствую, что ткань влажная насквозь, и понимаю, насколько я возбудилась. Возбудилась просто от того, что он на меня смотрит.

Князь довольно хмыкает. Кладет руку на ягодицу, поглаживает, а затем грубо сминает ее, и тут же переключается на другую. Его ладонь сухая, горячая, словно раскаленная, и немного грубоватая.

А Князь продолжает меня изводить: он гладит внутреннюю сторону бедра, лишь слегка прикасаясь к промежности. Дразня расправляет на мне трусики, и моя дырочка, про которую он будто забывает, начинает привлекать к себе мое внимание все больше. Она жаждет прикосновений, вторжения, ласки… Хоть чего-нибудь!

Но рука Раевского скользит по пояснице, обхватывает меня, гладит живот. Меня начинает колотить. Доведя меня практически до истерики, слитным движением накрывает мою промежность всей ладонью и сжимает. У меня вырывается стон.

— Сейчас вы немного естественнее, не так ли, Елизавета Валерьевна?

Наконец его пальцы ныряют под резинку трусиков и следуют к пульсирующей горошине. Немного ее массируют, вызывая у меня рваные вздохи. Я с шумом втягиваю в себя воздух, чтобы сдержаться и не начать тереться об его руку. Раевский же продолжает свою сладкую пытку, он гладит мои сколькие от смазки складочки, слегка их раздвигая. Я уже готова насадиться ему на пальцы, меня лихорадит, а он все еще сдерживается.

Пару раз Раевский как бы ненарочно задевает клитор, и я выгибаюсь от остроты ощущений, но он снова надавливает мне на поясницу, заставляя оставаться в прежней позе и не позволяя мне уклониться от его ласк.

Как это может быть? Князь так хладнокровен, а я почти не могу себя контролировать. Он даже не целует меня, просто запускает руки в трусики, и я уже готова.

Словно ответ на мои мольбы, слышу долгожданный звук расстегивающейся молнии и будоражащий шелест фольги. Он ненадолго убирает руки, чтобы надеть презерватив, и я замираю в ожидании.

Ну вот, Лиза, а ты себе напридумывала. Никаких навыков от тебя не требуется. Просто раздвигай ноги и все.

Тем временем Князь сдвигает ткань трусиков в сторону, медлит, и влажные складочки обдает прохладным воздухом. Медленно, словно поглаживания, проводит по моей щелке головкой. Презерватив как напоминание, что это, не порыв страсти двух влюбленных, а сделка.

Мой взгляд падает на наручные часики, мне кажется, что все это длится бесконечно, но на самом деле проходит даже меньше десяти минут с тех пор, как мы переступили порог. Самое стремительное свидание в моей жизни.

— Ну что, Елизавета Валерьевна, я вижу вы уже готовы к конструктивному диалогу. Я готов пойти вам на встречу.

Раевский продолжает дразнить мою истекающую дырочку. Не входит, хотя я уже начинаю всхлипывать, и, удерживая меня, не дает самой насадиться на член. Все тело как натянутая струна, вся кожа горит, между ног полыхает пожар. Я даже не могу приласкать свои ноющие соски. Князь по-прежнему фиксирует одну мою руку с задранным подолом на пояснице, а другой рукой я вынуждена упираться в столешницу, чтобы не упасть. Неудовлетворенное желание и обездвиженность обостряют мои ощущения еще больше.

Он чуть сильнее надавливает головкой, немного приникая в меня.

— У вас остались еще какие-то возражения?

Я