последним, если доживет, разумеется, до этого момента, ведь вас всех мне надолго хватит, а перед ним тот бешенный, Лорен, кажется, так они его называли, если его темперамент не погубит его раньше. Он так рвался тебе помочь, пришлось его немного оглушить и изолировать от остальных. Я слишком потратилась на вас, но тебя мне вполне хватит, чтобы восстановить отданные силы и еще хватит на то, чтобы снова стать молодой и прекрасной, — она перестала толочь и, протянув руку, провела ею по моему лицу. Я вздрогнул и попытался отстраниться, а она только рассмеялась. — Жаль, что ты этого не увидишь и не оценишь, глядишь, и сам не захотел бы от меня уходить, — она снова расхохоталась и вернулась к прерванному занятию. — Пока ты еще можешь говорить, может, признаешься в одном малюсеньком вопросике?

— Каком? — процедил я сквозь зубы, поворачивая руки в оковах кандалов, пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку.

— Где мальчишка?

— Какой мальчишка? — я быстро понял тщетность моих попыток хоть как-то ослабить оковы и теперь старался успокоить колотящееся сердце.

— С вами должен был ехать мальчишка, лет пятнадцати. Мне он нужен, — старуха наклонилась ко мне, заглядывая в глаза. — Где он? Куда вы его дели?

— Убили и закопали у обочины, — прошипел я, стараясь не моргать, а глядеть в водянистые глаза прямо.

— А что так?

— Ныл слишком много.

Если все происходит почти так же, как и в прошлый раз, за исключением того, что сейчас вместо Лорена к алтарю был прикован я, а если посмотреть, то временные промежутки хоть немного, но совпадают, приблизительно в это время Льюис должен был освободиться и пойти на поиски Теней. И все же меня не покидало ощущение некоторой неправильности в происходящем. Даже поведение этой сбредившей старухи разительно отличалось от того, что я видел ранее. Вместо решительной злобной старой ведьмы она превратилась в эдакую миролюбивую старушку, которая очень любит своих внучков, закармливая их пирожками и постоянно сюсюкая с ними, сколько лет бы им не было. Раз так резко поменялись декорации, я бросил все попытки, чтобы вспомнить текст той пьесы. Остается только импровизировать и писать новую, только конец должен остаться похожим.

— Откуда вы узнали о нас? — я слегка пошевелил пальцами, разминая затекшие руки. Ощущение сотен игл в правой руке доставили неприятный дискомфорт, и я непроизвольно дернулся, что не осталось без внимания внимательно смотревшей на меня старухи.

— Это не важно, — она усмехнулась. — Теперь уже точно не важно; раз мальчишки среди вас нет, то ему вы не интересны. А мне — очень даже, не хотелось бы делиться вами с этим старым чернокнижником, — она рассмеялась и снова повернулась к своему столику, беря в руки пестик. — Те, кто приходит из леса… они слишком долго живут, а смерть должна быть как одно мгновение, чтобы душа смогла заполнить часы, — она повернулась в мою сторону и закрыла глаза, покачиваясь взад и вперед. Похоже, о мальчишке, то есть о моей более молодой версии, она благополучно забыла. Но про тех, которые из леса, она и в прошлый раз, кажется, упоминала, но я тогда был слишком занят Лореном, чтобы понимать, о чем бормочет сумасшедшая ведьма. Кстати, Лорен.

— И почему ты все-таки выбрала именно меня? — мне действительно было любопытно услышать почему, ведь события изменились настолько, что это могло вылиться в совершенно непредсказуемый результат. Похоже, единственное, что мне следовало сделать наверняка, это каким-то образом освободиться и взять в руки проклятый дневник, а все остальное — это уже не важно. — Чем тебе тот бешенный, который Лорен, не понравился? Красавец-мужчина в самом расцвете сил и возможностей? — надеюсь, что я хоть немного разбираюсь в мужской внешности, а то вдруг она посчитает сейчас мои слова личным оскорблением, если внешность моего дружинника ей не слишком приятна?

— Так ведь ты мне не для забав нужен, — старуха снова перестала толочь в ступке неизвестное вещество. — Ты силен, в тебе бурлит огонь и чувствуется что-то еще, а этот Лорен… Силен, да, как тот бык, но маг так себе, слабенький, а мне нужна яркая душа, полная магии, полная силы полностью раскрытого потенциала. Бешенный же… Ты прав, он красавец. Но и только. Так, где же это… — и старуха внезапно отвлеклась, поставив ступку на стол, принялась активно рыться в небольшом шкафчике, который я в прошлый раз не заметил из-за обилия полок и расположенных на них часов. Я не стал ее переубеждать, доказывая, что Лорен вообще не маг, а, прикусив губу до крови, рванул правую руку с такой силой, что едва не заорал от резанувшей боли. Рука стала мокрой и скользкой, но я уже не обращал на это внимания, потому что мне удалось сжать ладонь таким образом, что она начала потихоньку, миллиметр за миллиметром вытаскиваться из оков. Боль была просто адской, но я тянул руку, едва не теряя сознание от болевого шока. Что-то слишком много боли в последние сутки. Как бы мне к ней не пристраститься. Я помню любителей весьма специфических утех, а бордель, где я рос, мог предоставить подобным любителям вполне себе жесткую госпожу. Я сделал последний рывок, и почувствовал, как рука освободилась. Стараясь не смотреть на то, что сейчас происходило с моей конечностью, я принялся подтягивать цепь, которая шла к тому симпатичному браслету, который несколько мгновений назад я сумел снять. Цепь была довольно длинной и валялась на полу грудой железа. К оковам она шла, пропущенная через большое кольцо, приделанное к алтарю. Вот, помню, Люмоус к такому важному делу подходил более основательно, цепи, которые он на меня накинул, были не в пример короче. Как только я начал тянуть цепь, то сразу почувствовал, что моя левая рука получила больше свободы. Продолжая тянуть, я стискивал ржавое железо в окровавленной руке наподобие кастета, благодаря про себя Веруна за то, что бабка стояла ко мне спиной с левой стороны.

— О, вот оно! — ведьма радостно захлопала в ладоши, а затем повернулась ко мне. В ее руке я увидел флакон, заполненный синим зельем. Флакон имел довольно специфическую форму и напоминал, хм, мужской орган. — Самый сильный афродизиак. Сама готовила. Ты мне волшебную идею подкинул. Как только я стану молодой, то сразу же подолью его этому бешенному, а, может, и не ему одному. Правда, старик может