В ней действительно есть что-то особенное, но я не хочу знать, что. И хочу подавить в себе желание узнать самым простым для себя способом.

Меня до одури возбуждает ощущение её дрожащего тела, зажатого в моих ладонях. И действительно… словно маленькая птичка в кулаке трепещет и бьется, а я купаюсь в ощущении власти, что мощным потоком опускается в пах приливом крови, делая мое намерение поиметь её чертовски твердым.

Сам не понимаю, почему так смертельно накрыло.

Невероятно, бл*дь.

Мне почти тридцать и подобное состояние мне не свойственно. И я не должен волноваться, как чертов школьник, когда смотрю в её чистые искристые глаза, а после медленно опускаю взор на влажные, распухшие, персиковые, едва приоткрытые губки. Сладкие, чертовски сладкие… мне слишком мало просто пригубить их на вкус.

Ещё больше будоражит то, как моя bella ведет себя. Нежно, чувственно, тихо постанывая, смиренно и робко сдаваясь мне. Её ответ, все её поведение, уносит меня в далекое прошлое, где я позволил себе неосторожность – познать похожие чувства. Позволил себе… привязаться, стать уязвимым. Обозначить на себе мишень, болевую точку.

Но сейчас я даже уже не вспоминаю о Несс, не думаю о прошлом… ощущаю яркость момента, находясь в полном шоке от того, что происходит внутри и предвкушаю наше кратковременное будущее с птичкой.

Хм, этот день явно перетечет в интересную ночь. Справиться с наваждением будет очень просто.

– Не стоит бояться, птичка. Ты в безопасности, – шепчу на ухо разомлевшей, но упрямой малышке. Влажной с ног до головы, чертовски мокрой, из-за ночного купания и уверен, не только из-за него… остатки капель воды всё ещё стекают по её коже, обводя ниточки вен, проступающих сквозь прозрачную и бледную кожу.

Она полна внутренних зажимов и блоков, что-то мешает её отдаться нашему общему порыву и раскрыться мне, хотя не нужно быть гением физиогномики и превосходным психологом, чтобы всем нутром чувствовать, что женщина тоже тебя хочет.

А эта птичка хочет меня.

Её нравится каждое мое прикосновение, и это подтверждает её томный, глубокий взгляд с расширенными зрачками, как будто она под кайфом. Химия страсти мгновенно проявляется в теле, и оно никогда не обманывает наши истинные желания. Глаза тем более – это всегда зеркало души, «лакмусовая бумажка» всей сути человека.

Мои глаза почти всегда смертельно черного цвета.

Не говоря уже о том, что сама фамилия Морте, с латинского имеет значение «смерть». Я несу смерть всему, к чему прикасаюсь, bella… и вряд ли ты станешь цветком бессмертия в коллекции переработанных бутонов, которые я вдохнул, пропустил через себя, смял и вышвырнул в урну.

Но это не значит, что я не сорву тебя. Прямо сейчас.

– Просто расслабься. Я не возьму того, что ты не сможешь отдать, – эти слова ничего не значат.

Просто игра, просто соблазнение жертвы.

Просто касаюсь большим пальцем её подбородка, поддевая и лаская костяшками пальцев, словно кошку.

Заставляю смотреть в глаза, завораживая, гипнотизируя девушку. Маски чертовски мешают прочувствовать друг друга до конца, но определенно обостряют все ощущения.

К каждой женщине нужен свой подход.

И каждую я чувствую.

Разница лишь в том, что к большинству я эгоистичен и отношусь максимально потребительски.

С этой иначе, я знаю, что открытое давление никогда не заведёт её, а наоборот – испугает. А сухая малышка меня мало интересует.

Надо же, рассуждаю не как законченный эгоист. Даже как-то непривычно. Даже радует, что во мне не так много животного, как я предполагал… но ненадолго. Ведь когда она позволит мне… пощады не будет. Я трахну её так, что она никогда меня не забудет, будет чувствовать в себе мой член в себе, мечтая о повторе нашего случайного свидания.

А я забуду.

Мне это просто необходимо, чтобы вернуться в рутину, особенно когда семья стоит на пороге войны. Не самое лучшее время, чтобы повторять тот урок, который мне преподнесла смерть Ванессы.

Сам не понимаю, почему все тело вдруг охватывает волна ярости к самому себе. До зубного скрежета, до напряжения в скулах и кулаке, который вновь берет в плотный захват нежную шею птички.

Резко выдыхаю…

Мимолетный обмен взглядами.

Секундное сражение отражения наших душ.

Я побеждаю, ощущая как по венам бежит ток… срывает окончательно, ждать я больше не намерен. Не разрывая зрительного контакта, резко опускаю руку с её горла на лиф платья.

Секунда – и я смахиваю тонкую бретельку с аккуратного, женственного, миниатюрного плеча. Ещё одно мгновение уходит на то, чтобы сорвать ткань вниз, обнажая её маленькие, но идеально округлые грудки.

Во рту пересыхает, дыхание схватывает, острые ощущения бьют по телу огнестрельными вибрациями. Это безумие, сумасшедшая энергетика… между нами искрит, так словно мы тьма и свет слившиеся в бурном танго. Меня трясет внутри, хотя внешне удается оставаться снисходительно каменным, почти равнодушным. Обхватываю упругую грудь правой ладонью, подушечкой большого пальца обводя напряженную вершинку соска. Безупречная bella. Такая острая и твердая вишенка, которую я хочу попробовать на вкус. Черт.

Не выдержав, я издаю глухой стон на тяжелом выдохе, и она вторит мне… сдавленно хныкает в ответ, непроизвольно призывая меня к активным действиям. Резко, немедля ни секунды, приподнимаю её над землей, сминая ягодицы и вновь прижимаю к коре дерева. Так, чтобы её умопомрачительные сиськи оказались напротив моего рта. Губами втягиваю, пробуя и умирая от переизбытка эмоций, дурея от запаха кожи. Перебираю языком её острые узелки, лижу и пробую на вкус, срывая с птички отчаянные, сдавленные стоны, по которым слышно, как она блокирует весь поток бушующих внутри неё чувств. Кажется, она даже слабо и упрямо пытается меня оттолкнуть. Борется, но я этого даже не замечаю. Мне плевать, её сопротивление не способно остановить мои животные инстинкты.

Почему она себя сдерживает? Позволила раздеть себя за несколько минут. А значит, все предельно ясно – несмотря на внешнюю невинность и робость, она вполне зрелая девушка и знает, чего она хочет. Я, итак, дал ей время проявить свои возражения, устроив целую прелюдию.

Когда мои губы оставляют красные, влажные следы от неудержимых поцелуев в ложбинке её груди, я опускаюсь ниже, и она вдруг с ожесточением хватает меня за волосы, но не для того, чтобы прижать к себе ближе, как это обычно делают мои женщины, а наоборот – сильнее оттолкнуть, принять ещё одну отчаянную попытку жалкого сопротивления. Утробный рык вибрирует на моих губах, одномоментно с её ударом по моему виску, от которого я охреневаю морально, хотя не чувствую боли.

Маленькая дрянь, что она о себе возомнила?

Я ей бл*дь доставляю удовольствие и почести, которыми награждаю не многих, а она бить меня словно щенка, вздумала? Рык становится громче, а мои движения грубее, ожесточеннее, резче.