Тем не менее за окнами было нечто живое, хотя бы на первый взгляд. Приглядевшись, Дана заметила, что внутри суетились и хлопотали люди — разводили огонь в камине, зажигали свечи, убирали в комнатах, стряпали еду, перелистывали страницы книг или водили пером по бумаге. Но колдунья быстро поняла, что все эти действия лишены порядка и цели: пламя быстро гасло, вещи впустую перекладывались с места на место, а чтение и письмо не затрагивало ум и душу.

Все окна освещались одним и тем же тусклым сероватым сиянием, и фигуры в нем походили на тени, нарисованные углем или разбавленной тушью. Когда одна из них подошла вплотную к стеклу, Дана вначале отпрянула, но затем поняла, что обитатель комнаты ее не видит — глаза были затянуты плотной беловатой пленкой, за которой с трудом угадывались очертания радужек. А рот застыл в такой же неживой улыбке, какие художницы в артели рисовали на лицах матрешек.

Вдруг Дану охватил липкий ужас, который безумно хотелось стряхнуть вместе с зачарованной звериной шкурой. Она обжигала, душила, прорастала сквозь нежную девичью кожу и пропитывала нутро дикими флюидами. Дана почувствовала, что человеческий рассудок вот-вот покинет ее навсегда, если она сама не вырвется из этого кошмара. Но она не знала ни молитв, ни сильных заклинаний, — только оберегающие заговоры, да и они сейчас ускользали из памяти. Лишь имя и лицо Рикхарда вдруг вспомнилось во всей живой яркости, и по телу разлилось тепло, которое она уже где-то ощущала.

На миг девушка погрузилась в тьму, а затем открыла глаза и увидела над собой потолок гостевой комнаты. Смятая постель была неприятно горячей от ее собственного тела, по лбу и вискам стекала испарина, сердце колотилось так, что Дана удивилась, как этого не слышат в соседних спальнях.

Но неожиданно через этот сумасшедший стук послышался чей-то плач — приглушенный, как сквозь подушку, но такой пронзительный, что у Даны все сжалось внутри. Она даже забыла на миг о кошмарном сновидении. Похоже, плакала Люба, укрывшись в своих тесных девичьих покоях, которые сейчас совсем не оправдывали это название. Она то всхлипывала по-детски, то почти выла, словно раненое животное, и не заботилась о том, услышит ли ее кто-нибудь. Что же это могло означать?

Дана села на постели и только теперь припомнила недавний сон до последней мелочи. Он был таким осязаемым, что она даже сбросила одеяло и осмотрела свои ноги. Но не нашла ни дорожной грязи, ни каких-либо иных следов того, что она отлучалась ночью. «Значит, это морок, навеянный этим проклятым городом, — с отчаянием подумала девушка. — А что если и меня настигнет сонный паралич? Что же делать, бежать отсюда? Нет, сначала я все-таки поговорю с Рикко: он наверняка сможет помочь. Да и отступать мне некуда…»

Наутро Дана умылась и спустилась в столовую пораньше, как ей советовал перед сном Рикхард. Конечно, она совсем не чувствовала себя отдохнувшей, но запах пищи и присутствие северянина немного ее подбодрили. В этот раз гостей поприветствовала только горничная и подала на завтрак горячую кашу, творог, кофе и узвар. Также на столе красовалась плетенка со свежим хлебом, который Дана тут же надломила.

— Приятного вам аппетита, — сказала горничная и тепло улыбнулась. После вчерашнего поведения хозяев это вызвало у Даны облегчение — может быть, она и вовсе ошиблась и ночной плач Любы был лишь продолжением ее кошмара?

— Спасибо, Вера, — ответил Рикхард, смазывая хлеб топленым маслом. Затем он сам налил кофе в изящные фарфоровые чашечки и разбавил молоком.

— В этой гостинице непременно есть угощение по вкусу и славянам, и северянам, — подмигнул он. — Да и вообще, Дана, хозяева не всегда были такими: я помню время, когда в их доме царили радость и веселье.

— Ты знал, что Люба ночью плакала? Я уж думала, что мне пригрезилось! Но теперь не могу теперь отступиться: так жаль этих людей и их дочку! — сказала Дана. — Не надо меня томить, Рикко, расскажи все, что знаешь, и тогда от меня будет толк.

— Храбрая ты девушка! Сама ведь провела тревожную ночь, а думаешь о других, не о себе. Я рад, что ты такая, но нужен еще опыт, и не только колдовской.

— Но хоть в чем-то Мелания говорила правду? Что там про темные ночи, про сонный паралич?

— Это все правда, — произнес Рикхард, — похоже, в Усвагорске кто-то стремится задобрить Мару, подкормить ее людскими страхами и хворями. Меланию это мало волнует, на выгодных условиях она с самим чертом готова договориться. Но она напрасно норовит лезть на это поприще: с такими богами не договариваются через деревянные поделки. Я ни в коей мере не умаляю твой труд, Дана, но от их жрецов требуется совсем иное.

— И кому же это понадобилось?

— У меня есть соображения на этот счет, но с такими людьми нельзя вступать в бой без подготовки. Нам с тобой нужны те, кто не побоится говорить. Вадим и Ярослава слишком напуганы, а значит, искать правду надо среди тех, кому нечего терять.

— Это кого же? Нищих?

— Одиноких, — пояснил Рикхард. — Но и таких бывает трудно разговорить: все-таки мы вернемся в свои края, а им тут жить дальше. Ты наверняка знаешь, что это такое!

— Конечно, у нас тоже на чужаков всегда косятся, — сказала Дана и сразу растерялась, — прости, я не тебя имела в виду…

— Да ладно, Дана, я все понимаю! И все мы друг другу чужаки, пока не всмотримся своими глазами и не задумаемся собственной головой, кто чего стоит. По крайней мере я в тебе уже не сомневаюсь.

— Я в тебе тоже, — заверила Дана, хотя в памяти сразу всплыло смятение прошлой ночи. Она невольно потерла горячие щеки.

— Мне кажется, тебе нужно пройтись, — заметил Рикхард. — Пойдем на воздух, я покажу тебе город, а потом ты мне все по порядку расскажешь.

— Да, много же с меня толку! — невольно рассмеялась девушка. — По-моему, Рикко, я все больше выгляжу обузой, которую надо сопровождать, выслушивать и утешать.

— Немного же ты о себе знаешь, — улыбнулся парень. — Имей в виду, Дана: прогулка по городу нужна нам не ради веселья, ты должна проникнуть в его нутро, изучить язык домов, водоемов, деревьев, прочувствовать ауру — не только его, но и собственную. Тогда и сны перестанут тебя пугать.

Переодевшись в удобное дорожное платье и заплетя волосы в косу, Дана еще раз сполоснула лицо ледяной водой и почувствовала себя бодрее. Хозяева так и не вышли из своих комнат — Рикхард посоветовал не беспокоить их и