повел девушку на улицу, где ей быстро стало легче. Несмотря на лето, воздух был холодным, однако сейчас это помогло освежить голову. По дороге к набережной Дана поведала Рикхарду обо всем, что ей приснилось. Он ни разу не прервал ее, и когда девушка умолкла в нетерпеливом ожидании, еще некоторое время молчал. Затем осторожно погладил ее по плечу и промолвил:

— Все говорит о том, что Мелания не зря прислала именно тебя, Дана. Ты обладаешь необыкновенно чутким сердцем — или энергетическим полем, как я привык выражаться. Тревога, которой пропитан местный воздух, воплотилась в твоем сновидении, а слепцы в домах не кто иные, как люди, старающиеся закрыть на все глаза…

— Рикко, — задумчиво сказала Дана, — а почему Мелания выбрала тебя в сопровождающие? Откуда она вообще тебя знает?

— Ваши колдуны, знахари и жрецы нередко общаются с колдунами из Маа-Лумен, и твоя хозяйка тоже неплохо с ними знакома. Они рекомендовали меня, а Мелания им доверяла.

— Надо же! — удивилась Дана, глядя в сторону Студеновки, туда, где сквозь утренний туман проглядывал противоположный берег. За рекой с двумя суровыми именами пряталась земля, всегда наводившая на девушку чувство страха и тревоги, а теперь оказалось, что колдуны с разных берегов ладили и обменивались опытом.

А главное, рядом был Рикхард, и она видела в нем не пришельца из таинственных и опасных земель, а мудрого собеседника, участливого спутника и красивого мужчину. Дана очень старалась, чтобы он этого не заметил, — ведь вскоре их неизбежно ждало расставание, — но какая-то часть ее натуры, прежде неизведанная, тянулась к нему и жаждала откровения.

Однако парень держался спокойно и деликатно, да и свежий речной воздух немного успокоил Дану. Они прошлись по главным улицам, поглядели издалека на славянскую часовню и на северный приход, затем на пути им попалась книжная лавка.

— А можно посмотреть книги, Рикко? — робко спросила Дана.

— Конечно, — улыбнулся северянин, — здесь всегда найдется что-нибудь интересное. Ты любишь чтение?

— Да, но в Дюнах очень скромная библиотека, я там почти все успела перечитать. И Мелания почему-то всегда меня пилила за книги: мол, они только глаза портят, а мне их беречь надо.

— Ну, Мелании здесь нет, поэтому мы со спокойной совестью зайдем и посмотрим, — сказал Рикхард и взял Дану под руку — крыльцо в лавке было крутым и щербатым.

Внутри помещение освещалось газовыми лампами и немного походило на пещеру, а массивные дубовые шкафы и приземистые стеллажи — на сундуки с сокровищами. На стенах висели большие репродукции каких-то диковинных картин с затонувшими кораблями, темными опустелыми зданиями, огромными змеями, ухмыляющимися черепами, из которых росли цветы или выглядывали зажженные свечки. На некоторых попадались и люди, но чаще с тонкими силуэтами и безжизненными лицами, которые напомнили Дане ее сон.

— Что это за жуткие картины, Рикко? — изумленно спросила Дана. Несколько человек из покупателей обернулись и неодобрительно посмотрели на нее. Рикхард отвел ее в укромный уголок и объяснил:

— Сейчас такая мода в больших городах — нелюбовь к простому, понятному и близкому, а также тяга к унынию, хотя церковь всегда считала его грехом. Видишь ли, Дана, люди находятся на распутье между верой в высшие силы и верой в себя — той, которая благоволит науке, торговле, росту городов. Они оторвались от своих корней, но еще не окрепли в ипостаси хозяев и распорядителей мироздания: этакие подростки, которые не желают слушать старших, но в трудный момент все равно бегут к ним. Вот и искусство теперь такое, пропитанное этой подростковой зыбкостью, неприкаянностью, страхом перед миром и перед собственными слабостями.

— Это называется «декадентство», милый юноша, — строго произнес торговец, который прислушивался к их беседе. — Но в общем вы все прекрасно объяснили вашей спутнице. Имеете дело с искусством?

— О нет, сударь, хотя порой я искренне им любуюсь, — признался северянин. — Я приезжий из Маа-Лумен, а эта прекрасная местная барышня — настоящая художница, которая показывает мне интересные места.

Дана слегка удивилась, но после его короткого выразительного взгляда поняла, что стоит поддержать игру. Пожилой мужчина с бакенбардами и густыми седыми бровями, из-под которых смотрели пронзительные глаза, охотно пожал Рикхарду руку и улыбнулся девушке.

— Увы, сейчас все это пользуется куда большим спросом, чем книги, — вздохнул торговец, обводя магазин взглядом. — Люди охотно покупают открытки, календари и даже конфетные коробки с мрачными картинками, и надеются таким образом добавить в жизнь перца. А ведь все это неспроста, мы сами через них притягиваем тьму в свои дома. Вы не дадите соврать, барышня: все, что нарисовано людской рукой, несет определенный заряд, душевное послание. Верно?

— Да, сударь, вы правы, — робко улыбнулась Дана, подумав, как правдиво он все изложил, даже не зная о ее истинном ремесле. Тут ее внимание привлек плакат на стене, изображающий мужчину и женщину, — он стоял в горделивой уверенной позе, а она сидела на оттоманке, возле столика, украшенного вазочкой с букетом белых тюльпанов. Портрет был написан в неброских пастельных тонах. Мужчине на вид было под пятьдесят, но он отличался крепким и ладным сложением, а черный сюртук подчеркивал его выправку. На шее у него висела серебряная цепь с должностным знаком. Волосы тронула легкая седина, зато лихо подкрученные усы сохранили смоляной цвет и пышность. Темные изогнутые брови, прищуренные черные глаза и сжатые губы придавали ему какой-то зловещий вид.

Сидящая рядом женщина казалась моложе его лет на двадцать, но, как сразу подумала Дана, явно не приходилась ему дочерью. Ее золотистые волосы смело рассыпались по плечам, она была одета в темно-синее платье строгого покроя, с черной пелеринкой. В красивом бледном лице с высокими скулами Дане виделось что-то неуловимо знакомое, хотя в поселке она ее определенно никогда не встречала. Женщина сложила руки на коленях и безучастно смотрела вперед большими глазами песочного оттенка.

Рядом с этим плакатом красовался герб Усвагорска в виде короны и скалы, над которой парила чайка, раскинув крылья. Заметив пристальный взгляд девушки, торговец книгами пояснил:

— Это местный городской голова, Глеб Демьянович Бураков, с супругой Силви — она ваша землячка, сударь. Он взял ее в жены, чтобы пуще сплотить два народа, сделать город дружным и мирным.

— И как же, это ему удалось?

— Ну, об этом пока рано судить, — замялся пожилой мужчина, протирая испарину со лба, — но он мужик упорный, старательный, известный меценат и большой любитель всяких искусств. С его подачи в нашем краю состоялось немало передвижных выставок, и даже местное товарищество зародилось. А на День города он устраивает большое празднество для всех желающих. Кстати, он совсем скоро, и вам,