хождений по колхозным и поселковым инстанциям, пережитую моим младшим братом. Он хмурил брови, жестикулировал и не жалел ругательных эпитетов для описания поступков начальников. Мы с участковым проявили хорошую реакцию: всякий раз мы вовремя поднимали со столешницы свои вновь наполненные стаканы, когда об неё ударялся тяжёлый кулак возмущённого Николая.

Милиционер слушал приятеля — хмурил брови и кивал. Спросил у меня, почему Кирилл и Лена вчера не вызвали скорую помощь. Меня не смутила его сообразительность. Я пояснил участковому, что поставил перед Киром чёткую задачу: раздобыть транспорт. С которой мой младший брат справился «на отлично». В приукрашенном красочными определениями рассказе я поведал слушателям, как «простой советский семнадцатилетний паренёк» вез через «половину области» свою «стонущую от боли» сокурсницу в больницу. Упомянул слова врачей о том, что девчонку к ним доставили едва ли не «в последнюю минуту». Не уточнил, что эти слова произнесли врачи в моей прошлой жизни, когда увидели Ингу Рауде не в воскресенье, а в понедельник вечером. Мы выпили «за советскую медицину».

Вторая бутылка «Московской особой» показала своё дно столь же стремительно, как и первая. Случилось это печальное событие после тоста «за хорошие дороги». Наши взгляды скрестились на этикетке «Русской». Участковый махнул рукой и скомандовал: «Наливай, Колян». «Чтобы не последняя», — провозгласил новый тост Уваров. Наши стаканы встретились над кастрюлей с компотом. Я и милиционер проследили за тем, чтобы Николай вытряхнул из бутылки в стаканы всю водку, до последней капли. Пустая бутылка под столом присоединилась к четырём другим. В кухне ненадолго воцарилась тишина. Будто прозвучал сигнал к окончанию праздника. «За встречу,- произнёс Николай. — Чтобы была не последней». Он отсалютовал нам стаканом. Мы выпили. Закусили.

— Ладно, — сказал участковый.

Он встал из-за стола.

— Никуда не уходите, мужики, — велел милиционер. — Я скоро вернусь.

* * *

Вернулся он через полчаса.

Принёс три бутылки «Коленвала».

* * *

Участковый первым «вышел из разговора»: он закрыл глаза под рассказ Николая о службе во флоте, положил голову на столешницу — между пустым стаканом и тарелкой с недоеденной картошкой. Мы с Колей выпили «за Краснознамённый Черноморский флот ВМФ СССР» — заметили, что наш собутыльник тост не поддержал. Не растормошили его. В ответ на наши доводы участковый только постанывал и пускал слюну. Не разбудили его ни похлопывание по щекам, ни спрыскивание водой (компот Уваров для этого дела забраковал). Милиционер громко всхрапнул и по-детски улыбнулся. Николай покачал головой, развёл руками. Он без видимых усилий, поднял друга со стула и отнёс его в угол кухни, уложил там на кушетку.

Третью бутылку «Каленвала» мы распечатали, вновь оказавшись за столом вдвоём.

Николай окинул меня взглядом и сказал:

— Серёга, а тельняшка на тебе неправильная. Не наша, не морская.

Он покачал головой.

— Ясен пень, Колян, — ответил я. — Никто, кроме нас! Слышал такое? За ВДВ!

Мы подняли стаканы и выпили за новый тост. Затем завязали спор на извечную «мужскую» тему: какой род войск Советской армии «круче». Уваров мне доказывал, что флот — опора безопасности нашей страны (а Черноморский флот важнейшая его составляющая). Я же призвал на помощь пока не уснувший разум и втолковывал своему явно заблуждавшемуся оппоненту, что будущее за воздушно-десантными войсками. Мы с пеной у рта спорили, пока не закончилась водка. Бутылка «Коленвала» заняла своё место в ряду под столом — мы печально вздохнули. Мысли о том, что «разговор» подошёл к логичному завершению, испортили нам настроение. Желание продолжить спор исчезло. Я провозгласил тост «за понимание».

Уваров закусил финальную порцию водки огурцом и сказал:

— Зато моряки лучше плавают.

Я встрепенулся и спросил:

— Колян, ты думаешь, что десантура не умеет плавать?..

* * *

Под споры о плавании мы с Уваровым доели сало и картошку — запивали еду компотом. К консенсусу не пришли: Николай не поверил моим заверениям о том, что десантники лучшие во всем. Девиз «Никто, кроме нас!» не произвёл на него впечатление. Я счёл его реакцию форменным безобразием. Заявил, что запросто продемонстрирую свои навыки. Плавать я научился, ещё будучи пионером. Три года совмещал посещение бассейна с боями на ринге. Пока не сообразил, что бил кулаками с большим успехом, чем изображал рыбу. Об этом я Николаю не сказал.

Туманно намекнул Уварову, что занятия в бассейне (не во Дворце спорта, разумеется) входили в обязательную программу подготовки бойцов ВДВ. Заявил, что продемонстрирую свои навыки плавания «хоть прямо сейчас». После третьей бутылки «Каленвала» Николай счёл моё предложение разумным. Он сказал, что рядом с деревней есть ставок — всего «в миле на норд-вест». Коля заявил, что отвезёт меня туда «прямо сейчас». Он ухмыльнулся и сообщил: поплывёт через ставок вместе со мной — наперегонки. Пообещал, что утрёт нос и «сухопутным», и даже «воздушным».

Мы вышли во двор и обнаружили, что мотоциклу Уварова преградил путь из двора «Урал» М-63 с боковым прицепом, на котором прикатил к приятелю участковый милиционер. Мы пару минут прикидывали, как прокатить мимо него ИЖ-56. Версию на тему того, чтобы попросту сдвинуть «Урал» в сторону мы не рассматривали. Пришли к выводу, что родственника Чижика со двора не выведем. И тогда Николаю в голову пришла удачная мысль. Он заявил: его приятель не расстроится, если до ставка мы прокатимся на милицейском «Урале». Я признал эту идею здравой.

Уваров вернулся во двор — выудил из люльки своего мотоцикла шлем. Я тем временем присмотрелся к прицепу «Урала». Решил, что эта «люлька» меня выдержит. И даже залез в неё. Но тут же услышал от Николая, что «так не пойдёт». Коля объяснил мне, что с этого года шлем при езде положен и пассажирам мотоциклов. Сказал, что не нарушит правила — я признал его слова разумными. Но в мотоцикле участкового я шлем не обнаружил. О чём и сообщил Уварову. Коля почесал затылок — его взгляд засиял. Николай умчался в свой двор. И вскоре вернулся с милицейской фуражкой в руках.

Он надел её мне на голову и объявил:

— Вот теперь всё нормально.

До ставка мы домчались «с ветерком». Хотя и дважды останавливались: я возвращался и подбирал с обочины дороги слетавшую с моей головы фуражку. Водоём, куда меня привёз Николай, оказался больше бассейна из Дворца культуры. Но он не превышал размерами пруд, что находился около Павловской водокачки. Уваров подкатил мотоцикл к поросшему камышом берегу и заглушил двигатель. Я выбрался из «люльки» размял ноги. Окинул взглядом ставок —