Распахиваю глаза так сильно, что становится больно, и поворачиваюсь к Вике:

– Ты нормальная? Какая судьба? Ты только что сказала, что он бабник и псих.

– Ну-у-у… В отношениях люди меняются.

– Люди никогда не меняются.

– Ты изменилась.

Боль в груди заставляет замедлить шаг, но я не позволяю ей поработить меня полностью.

– Не сравнивай. Одно дело характер, а другое образ жизни. Второе можно подкорректировать, а вот первое… Я все та же.

– Но…

– Давай резче, а то точно опоздаем! – обрываю Вику, потому что не хочу больше продолжать разговор.

Да ни черта я не изменилась! Просто боюсь снова попасть в ловушку. Да, я любила тусить. Шумные компании, алкоголь и не только. Чтобы веселье до звезд в глазах, танцы до боли в ногах и смех до хрипоты. Иногда я скучаю по этим временам, но обратная сторона медали меня сломала. Я поняла, что даже в толпе можно быть одиноким. Что ты беспомощен, когда сознание затуманено. Что тебя могут…

К черту! Не хочу думать об этом! Исключить источник неприятностей – самое верное, что можно сделать. Так я решила и так теперь живу.

Вика больше не пытается лезть с разговорами о Никите. Все ее силы уходят на переписку с Володей. Наблюдаю, как подруга тает от его великих сообщений, состоящих из похабностей и смайликов.

Мерзость…

Лекция по психологии медленно массирует мозг. Зеваю первый раз, второй… Глаза слипаются. Я не выживу до конца учебного дня, нужно взбодриться. Открываю читалку для электронных книг, это всегда помогает. Правда, не успеваю нырнуть в историю, потому что приходит сообщение.

Свинка-Климка: «Это было очень грубо. Ты со всеми такая или только мне повезло?»

Придурок! Запихиваю телефон в сумку, от греха подальше. Не буду ему отвечать! Вполуха слушаю преподавателя, рисуя цветочки на полях тетради. Кажется, это генетически передается из поколения в поколение, даже если ты ничего не умеешь рисовать, то цветочки и сердечки сможешь накалякать с закрытыми глазами. Сердечки сейчас не моя тема, а вот цветочки… Хочется уже весны.

Послеполуденное солнце слепит глаза. Воздух по зимнему свежий, но в нем уже чувствуются сладкие нотки приближающегося тепла. Покидаем с подругой храм знаний и мучений. Вика почти парит от счастья:

– Меня Вова ждет у себя, – ее улыбка становится особенно загадочной, – и тебя, кстати, тоже кое-кто ждет.

Слежу за кивком ее головы. Ноги прирастают к месту. Хочется броситься обратно в здание универа и спрятаться в самой дальней аудитории, но от этого пронзающего взгляда спасения нет. Клим стреляет точно в цель даже с такого большого расстояния.

– Пусть ждет, – цежу сквозь зубы и спускаюсь по ступеням.

– Не хочешь дать ему шанс? – бросает Вика вдогонку.

Снова смотрю на Клима, в его руке блестит маленькая серебряная коробочка. Мой телефон! Неужели это он?

Колесики крутятся… Хочется дать себе в лоб. Какая же я идиотка! Никита пытался вернуть телефон утром, а я… Нет, ну он тоже хорош. Нельзя было сразу сказать?

Направляюсь в сторону парковки, но с каждым шагом темп становится все медленней. Что если это ловушка? Может, в жопу этот телефон? Пусть подавится! У меня есть временный мобильник, а со следующей стипендии… Да кого я обманываю? Со стипендии можно только три йогурта купить.

Останавливаюсь перед Климом, глядя на его руку, и не знаю, что сказать.

– Диагноз? – произносит он.

Можно мне переводчика? Я не понимаю по демонически.

– Что?

Клим трясет моим телефоном, подняв руку:

– Назови свой диагноз, Аня.

– Я здорова, а вот тебе точно не мешало бы показаться врачу. Трудно было сказать, что нашел мой мобильник?

– А ты меня слушала?

– Я бы послушала, если бы ты начал с самого важного.

– Именно с него я и начал. Садись. Прокатимся.

Клим открывает дверь машины, а я делаю шаг назад.

– Не забывай, у меня заложник, – предупреждает он.

– По-твоему, так заводят друзей?

– Ты же по-другому не хочешь.

– Зачем ты это делаешь? – растерянно качаю головой.

– Не знаю, – Клим пожимает плечами. – Ты мне нравишься.

Пытаюсь рассмотреть на безжизненном лице хоть каплю эмоций. Какое-то подтверждение слов, которые… Стыдно признаться, но это… Черт возьми! Это правда. Они всколыхнули что-то в глубине души.

Так просто.

Ты мне нравишься.

– А ты мне нет, – отвечаю резко, а у самой дрожат руки.

– Другого ответа я и не ожидал, – хмыкает Клим, лишь на секунду выпуская эмоции, которые практически сбивают с ног.

Может, он и правда не знает, как общаться по-человечески? Может, он закрылся от всех за ширмой безразличия, чтобы оградиться от боли и переживаний?

Приехали!

Я думаю, как книжная героиня, которая хочет спасти любимого. И в книгах же это как-то получается? Великая сила любви и чувств. Она все побеждает и всех исцеляет. Только мы не в книге.

Монстры остаются монстрами. Кобели – кобелями.

– Можешь оставить его себе, – киваю на телефон и делаю шаг в сторону, но Никита обхватывает меня рукой за плечи и прижимает к груди.

Утыкаюсь носом в его шею и замираю. Не может человек пахнуть летним дождем, но я вдыхаю знакомый запах, уносясь в любимое детское воспоминание.

Дача дедушки и бабушки. Льет как из ведра. Бабуля носится по огороду, причитая, что погибнут ее помидоры, а дед тихо курит на крылечке и улыбается, глядя на любовь всей своей жизни.

Как же я по ним скучаю…

– Почему ты такая вредная, Ань?

– А почему ты такой?.. – не могу закончить мысль, потому что варианта два и один противоречит другому.

Такой отталкивающий и притягательный одновременно.

Хрипотца тихого голоса прокатывается мурашками вниз по шее:

– Пара часов, Ань. Ты можешь уйти в любое время.

– Я хочу уйти сейчас.

– Сейчас я тебя не отпускаю. Эта поправка действует только через полчаса.

– Ты – диктатор.

– А ты – вредина.

Клим подталкивает меня к открытой двери. Поднимаю голову, чтобы послать его к черту и… Пропадаю. Он меня отравил. Гребаный ядовитый демон!

– Это только, чтобы вернуть телефон, который ты взял в заложники, – фыркаю и сажусь на переднее сиденье.

В голове хаос, в чувствах раздрай. Не понимаю, что творю. Сама себя ненавижу, но как только рядом появляется лицо Никиты, который тянется, чтобы застегнуть ремень безопасности, приходит сладкое предвкушение. Я – эмоциональный наркоман. Так давно уже не чувствовала чего-то подобного, что, кажется, срываюсь за дозой прямо сейчас.