С учетом времени, сегодняшние утренние фокусы не отличались в лучшую сторону. Вся эта возня с тем, чтобы отправить их пописать, выгулять и покормить, заняла больше часа. Часа, который я не мог позволить себе потерять. Я определенно опаздывал на службу. После семи месяцев, прошедших с момента его создания, фонд, не ограничившись тем, что он отбирал у нас большинство свободного времени, постепенно начал захватывать дом.

Маленькая запасная спальня пала первой и превратилась в штаб нашего фонда. Мы установили здесь компьютер и заполнили ее папками и печатными документами, которые мы теперь пекли как блины. Но когда поток бумаг поглотил комнату, он начал переливаться в остальные части дома.

Только когда к нам однажды зашел на побывку Мэлли, один из моих сослуживцев, до нас внезапно дошло, что фонду удалось путем бескровного переворота захватить полный контроль над нашим домом. Коробки для документов, заполненные постерами и рекламными плакатами фонда, ныне занимали всю главную гостевую комнату. Где-то в ней была кровать, но когда мы с Лизой приступили к подготовке комнаты для гостя, то затруднились с определением ее точного местоположения.

— Это чертовски глупо, — промолвила Лиза, когда мы оба уставились на то, что выглядело как склад канцелярских принадлежностей. — Это гостевая комната, где нет места для гостя.

— Мэлли не против спать на полу, — возразил я, и это было правдой. Мэлли — лучший из моих людей и, конечно же, морпех. — И потом, перед сном мы, возможно, будем пьяны вдребодан, — любезно добавил я. Мэлли нравилось красное вино.

— Да я не о Мэлли беспокоюсь, — сказала Лиза, покачав головой. Я думаю, она все еще помнила его лучшую речь, произнесенную им в качестве шафера.

— Я имею в виду, — продолжала она, сделав паузу затем, чтобы оглядеть комнату, — куда подевался наш дом?

Она была права.

Наконец, фонд заявил права на последнюю свободную комнату в доме. Однако, глядя на Тали, смотревшую на меня сквозь брусья лестничной калитки (мы установили ее затем, чтобы собаки не бегали наверх), я припомнил, зачем мы снимали дом.

Наша первоочередная цель состояла в помощи тем солдатам, которые оказались в той же ситуации, что и я в свое время; тем, кто нашел собаку, хочет взять ее с собой в Соединенное Королевство (или, точнее говоря, тем, кого нашла собака, и как это часто бывает, привязалась к ним). И всякий раз, получая сообщения с просьбой о помощи от солдат, мне в самом деле было все равно, в каком государстве находится их дом. Но даже потратив остаток жизни на то, чтобы перевезти тысячи афганских собак в Соединенное Королевство, я никогда бы не решил основную проблему. Мы стремились продвигать защиту животных в стране, где до сих пор ничего подобного не было. Следующим шагом мы предполагали запустить там программу стерилизации, хотя, пожалуй, я сейчас забегаю немного вперед.

И вообще, кому какое дело, что дом теперь превратился в склад фонда? Не так уж много людей приходит к нам в гости, размышлял я. Мы же собак держим.

Экран расплывался и терял четкость перед моими глазами, когда я сел перед компьютером и уставился в свой «ящик», доверху заполненный имейлами за те девять или около того часов, прошедших с той поры, как я этим утром уехал на службу.

Хорошие новости среди писем не содержали ничего особо важного. Дурных новостей по-прежнему было много в пришедших имейлах, на них требовалось ответить, а я снова упоролся к концу изнурительного дня в офисе.

«Я попросту трачу весь день на службе за служебным компьютером», сказал я себе, вычищая «ящик» от спама и помечая сообщения, на которые нужно было ответить. Похоже, что моя жизнь превратилась в сплошную работу, круглосуточную и без выходных.

Конечно же, мне некого было винить в этом. Это был мой выбор — создать благотворительный фонд. Мне просто хотелось, чтобы для административных нужд у нас нашелся помощник.

Меня также стала утомлять реакция некоторых людей, сообщаемая через письма или проскальзывавшая в разговорах на службе. Когда я рассказывал им, чем мы занимаемся, люди реагировали по-разному. Большинство из них выказывали энтузиазм и поддержку. Однако, находились и те, кто сомневался в моем душевном здравии. «Ты что, псих? — вопрошали они. — Ну какая защита животных в Афганистане?»

Другие были настроены еще критичнее. «Что насчет тамошних детей? — таков был их обычный комментарий. — Как вы можете тратить на собак и ничего не делать для детей?»

Обычно я стоял и пялился, размышляя о том, что удар по морде был бы для них наилучшей формой ответа. К счастью, здравый смысл всегда превозмогал, и я терпеливо объяснял, что не могу вот так запросто ходить по узким афганским улочкам, подбирать покрытых грязью голодающих маленьких мальчиков и девочек, как какая-нибудь рок-звезда во время персональной кампании в защиту чего-то-там, и говорить: «Давай, малыш, поехали со мной домой в Великобританию». Я действовал в реальном мире. И мир этот суров и преисполнен нелегких решений.

Некоторые люди не принимали этот аргумент, и тогда я просто спрашивал их, что они делают для Афганистана. Они как-то затруднялись с ответом.

В Афганистане я воевал. Другие, такие как я, все еще продолжают воевать против «Талибана», защищая афганских детей и делая для них все, что могут. Если позволить талибам вернуться обратно к власти, то у афганских детей не будет ничего: ни образования, ни защиты, ни музыки, ничего. У них вообще не будет свободы. Черт, да всем мужчинам с определенного возраста придется отращивать бороды. Даже «американская прическа» будет запрещена (что бы под этой самой «американской прической» ни подразумевалось). Всякого, кого уличат в ношении этой особенной прически, утащат на встречу с цирюльником из шариатской гвардии, а потом сдерут с него штраф в виде платы за стрижку.

Женщинам придется не слаще: их запрут по домам рожать детей, а если и позволят рискнуть выйти на улицу, то только наглухо закутанными с головы до пят. Даже если гость мужского пола будет приглашен домой, ему ни за что не позволят находиться с проживающей там женщиной в одной комнате. Жизнь женщины при талибах — сплошные изоляция и подчинение.

А еще правительством талибов были отмерены разные жестокие наказания. Порка, побивание камнями, отсечение конечностей и повешение — обычные вещи, происходившие, пока они были при власти.

Большинство юных афганцев приучили ненавидеть неверных с Запада со страстью, которую лишь немногие из тех, кто не бывал в Афганистане, способны себе представить.

Но сила приходит со знанием; дайте мужчинам и женщинам Афганистана голос и шанс на будущее, и талибам придется туго.

Но все это находится вне пределов возможностей нашего фонда. Мы не можем сделать этого. Однако меня утешает тот факт, что через фонд мы пытаемся сделать что-нибудь хорошее. Претворяя в жизнь защиту животных через соответствующий контроль над популяцией бездомных собак, мы могли бы помочь Афганистану избавиться от одной из самых смертельных болезней, поражающей как собак, так и людей — бешенства, и может быть, всего лишь может быть, остановить рождение собак для жизни в мире голода и жестокой преждевременной смерти.