* * *

Перевал отряда через Малые Балканы в долину Тунджи был крайне тяжелый. Необходимость заставила выбрать ближайшую дорогу, чтобы возможно скорее уйти от армии Сулеймана и занять выгодные позиции на высотах Больших Балкан. Но зато эта ближайшая дорога оказалась на деле не дорогой, а совершенным бездорожьем. Еле заметная тропа близ селения Далбока вела на высокую и крутую гору, на которую взбирался отряд в течение целого дня 20 июля, начав подъем с 5 часов утра и окончив его к 8 часам подъема. Спуск с гор в долину Тунджи был не лучше подъема. Тут дорога проходила по ложу горных потоков, прорывших себе путь между каменистыми глыбами, поросшими мхом и кустами. Этот путь, сдавленный с двух сторон скалами, был местами до того тесен и узок, что телеги и артиллерия еле-еле умещались на нем, кроме того, он весь был завален крупными каменьями, от которых жестоко страдали наши раненые. Раненых везли в телегах под шатром сплетенных над телегами древесных сучьев. Телеги были длинные, неуклюжие. Поминутно их огромные колеса взбирались на большие камни и с одних камней срывались на другие. Раздирающий душу вопль раздавался при каждом толчке телеги, и стон раненых не умолкал ни на минуту на всем протяжении спуска. Раненые страдали невыносимо. Целый день им приходилось тащиться по этой адской дороге, так как движение с горы вниз совершалось с той же медленностью, что и подъем накануне. Телеги то и дело застревали между камней или же не могли двигаться дальше вследствие тесноты пути. Надо было расширять дорогу и разрабатывать ее кирками и лопатами, что постоянно задерживало движение отряда. Ко всему этому присоединялась еще палящая жара: жгучим огнем дышали вокруг раскаленные скалы. Напрасно солдаты нежно заботились о раненых, поддерживали телеги на руках, делились с ранеными последними каплями воды в манерках – до десяти человек раненых не вынесли этой дороги и умерли на пути.

Гурко следовал весь день в хвосте отряда и только к вечеру стал обгонять колонны, рассчитывая остановиться на ночлег в тот день в долине Тунджи. Она развернулась перед нами снова – эта роскошная долина, при последних лучах солнца, спрятавшегося за грандиозные цепи Больших Балкан. Ее журчащие ручьи, богатства зелени и деревьев, усыпанных сочными плодами, нежное синеватое освещение приветствовали нас, измученных палящим зноем, воплями и стонами раненых. Как будто эта чудная долина манила нас к себе на покой и на отдых! Авангард отряда уже спустился в долину. Мы обогнали его. Солдаты шли в ногу, бодро, распевая песни. Знакомая им долина, видимо, вливала и в них свежие силы. Так недавно еще они победоносно проходили по ней от Хаинкиой до Казанлыка, от Казанлыка на Шипку… Они шли теперь, хором распевая песню, не знаю, когда и кем сочиненную, очевидно, для болгарской дружины. Напев ее был заунывный, слова ее были грустные, хотя солдаты переводили ее поминутно на веселый лад:

…А вот Тунджи-долина,

Где кровь лилась рекой,

Где храбрая дружина

Дралась за край родной.

Но горные вершины

Я вас увижу ль вновь,

Балканские долины —

Кладбище удальцов…

Мы остановились близ селения Балабанли, у ручья, под сенью огромных деревьев. Здесь и расположились на ночлег. Взошла луна над долиной. Долго не спалось никому. Что-то невыразимо волшебное, нежное царило в эту ночь в чарующей «долине роз».

Следующий день 22 июля был весь посвящен осмотру окрестных гор и холмов для занятия на них оборонительных позиций. Целый день мы следовали за Гурко и Нагловским, взбиравшимися с одной высоты на другую, оглядывавшими и определявшими местность. Там следовало поставить роту, здесь батальон, в третьем месте расположить батарею, в четвертом построить редут, в пятом образовать ряд траншей и т. д. Мы находились у выхода Хаинкиойского ущелья Балкан в долину Тунджи и должны были у этого выхода занять оборонительное положение. Распределив, где кому стать и где как окопаться, Гурко вечером того же дня переехал к селению Хаинкиой, где и расположился со своим штабом и свитой. Это селение лежало в лощине, образованной последними отрогами Балкан, сбегавшими в долину Тунджи. Лощина вся поросла большими, густолиственными деревьями, между которыми, шумя, протекал прозрачный горный ручей. В жаркий день было тенисто и прохладно. На одной из сторон ручья лежало селение Хаинкиой, но Гурко поместился на другой стороне ручья, строго запретив никому не помещаться в деревне и даже не входить в нее во избежание поборов с жителей и грабежей солдат. Селение было оцеплено кругом солдатами, и никто из военных не смел переступить за эту цепь. Нечего говорить, до чего были благодарны Гурко жители-болгары за подобное распоряжение.

Жаркие летние дни потекли один за другим, сменяясь прохладными ночами, освещенными серебряной луной. Мы жили тут у ручья, в лощине, под открытым небом, словно в каком-то блаженном забытьи на лоне природы. То было наслаждение отдыхом после суровых дней, проведенных за Малыми Балканами. Из Тырнова нам привезли провизию и все необходимое. Мы спали вволю, ели вдоволь, писали длиннейшие письма на родину, бродили по горам, собирались по вечерам у костров и беззаботно острили и смеялись, лежа на земле вокруг пылающего огня. Мы жили так, поджидая со дня на день появления Сулейман-паши и готовые его встретить патронами и снарядами, уже доставленными нам в изобилии из Тырнова. Почти каждый день казаки тревожили нас донесениями, что турки показались в долине Тунджи, что они быстро наступают на нас, но каждый раз оказывалось, что принятые казаками за турок были партии болгар, переселявшихся из-за Малых Балкан в долину Казанлыка. Сулейман-паша не показывался вовсе, напротив, по последним известиям, он отступил их Ески-Загры на юг.[4]Солдатам, расположенным на высотах, жилось так же хорошо, как и нам в лощине. Благодаря огромным гуртам скота, согнанным болгарами в горы от хищничества турок, мяса у солдат всегда было вдоволь, хлеба тоже в изобилии, хотя почему-то в соли ощущался полнейший недостаток. Подвоз ее ожидали со дня на день из Тырнова, но соли так и не подвезли солдатам. Мне вспоминается, как в одну из моих прогулок по горам я встретился с милейшим генералом Ц. и поехал с ним рядом. Мы проезжали мимо стрелковой бригады, расположившейся вокруг шипевших котлов на обед. Солдаты хлебали какую-то похлебку, доставая ее из котлов длиннейшими деревянными ложками.