Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не содержит. — покачала головой я.
— Тебе-то откуда знать?
— Я Летиция де Молино, семья де Молино меня не содержит, и я работаю горничной.
— Так. — он потер ладонями бледную от недосыпа физиономию.
Мне даже жалко его на мгновение стало. Хотя кого я обманываю? Не стало.
— Упорствуешь, значит. Да пойми ты, дурища! Ты в Приморске! У де Молино тут имение! Их все знают! За десять лет, что тут служу, ни разу не слышал ни о какой Летиции де Молино!
— А, так вы у нас человек новый. — покивала я и даже испугалась слегка — у него чуть из носа дым не пошел, как у забытого на огне чайника. Видно, полагал себя старожилом. — Я уехала еще перед войной.
— Удобная байка… была бы, не знай я точно, что у покойного лорда Криштиана де Молино и супруги его, леди Изабеллы, один сын — нынешний лорд Тристан!
— А я дочь леди Ингеборги.
— Что?
— Леди Ингеборга. — повторила я как глухому. — В девичестве Тормунд. Вторая папина жена. Блондинка в зеленом на портрете, на повороте парадной лестницы…
— Нет там никакого портрета. — растерялся полицейский.
Знаешь, братик… наши с тобой отношения, конечно… Но убрать мамин портрет! Это… это… Нет слов!
— Сударь полицейский…
— Инспектор Баррака!
— Инспектор… — надо же, не прошло и часа, и я уже знаю его имя. — Почему бы вам просто не связаться с Тристаном… — я вдруг остановилась, осененная жуткой мыслью. И торопливо спросила. — Он что… умер?
— Третьего дня видел — живой был, и кажется, вполне здоровый. — слегка опешил инспектор. Потом прищурился подозрительно и протянул. — А ле-е-еди думала, что лорд Тристан умер?
Прямо сейчас леди думает, что один наглый лепрекон ее все-таки надул: «Брат при смерти…»
— Жив-здоров, и слава богам… — пробормотала я. Встретимся — разберемся, зачем О‘Тулу вдруг понадобилось, чтобы я вернулась на родину… или все же понадобилось самому Тристану? — Вы можете отправить к нему курьера…
— Не собираюсь беспокоить лорда ради каждой мошенницы! — отрезал инспектор.
— И часто брата беспокоят мошенницы? — снова заинтересовалась я.
— Ничего не знаю о твоих братьях, милочка! — инспектор усмехнулся, упиваясь собственным остроумием.
— Ну хорошо… — я тяжко вздохнула. — Ратуша тоже цела?
Получила в ответ новый подозрительный взгляд и устало пояснила:
— Там записи хранятся: кто на ком женился, кто когда родился… По ним проверить можно.
— Хорошо… допустим… — кажется, у него впервые появились сомнения. — Леди Ингеборга… Хотя ты совершенно не похожа на северянку!
— Я и на южанку не похожа. — хмыкнула я.
Мама была типичной северянкой: высокой, статной, голубоглазой, с крейсерской грудью и льняными косами в руку толщиной. Папа, на двадцать лет ее старше и полголовы ниже — типичным южанином: горбоносым, черноглазым, сказала бы, чернокудрым… но в моем детстве вместо знаменитых южных кудрей у отца на макушке уже красовалась лысина. И родилась у них я — такой же типичный среднеимперский смесок: среднего роста, средней комплекции, с темно-русыми волосами и карими глазами. В столице сходу за свою сошла.
Хочу туда — обратно!
— Мы проверим. — с угрозой в голосе пророкотал инспектор. — Вернемся к происшествию в поезде…
— Вернемся. — согласилась я.
Он покосился на меня, но наткнулся на преданный взгляд, исполненный радостной готовности помочь.
— Вы заявили, что старая дама, ваша соседка по купе, разбила окно…
— Я? — изумилась я. — Когда?
— У меня записано… Где-то… — он с сомнением оглядел рассыпанные по полу бумаги.
— Да? — я тоже посмотрела на них с сомнением. — Тогда я это подписывать не стану, потому что я сказала: окно разбилось…
— Каким образом? — хищно зыркнул он.
«Реакция на кровь мага. Мою кровь. И какое-то колечко, не иначе — артефактное.». — подумал я, но вслух не сказала. Спорю на мамино приданое против папиных пустырей, что информация о слабом месте защитных стекол является секретной. И что сделают со случайно проведавшей о таком горничной… не знаю, и узнавать не хочу. Старуха-убийца, вон, знала… и что с ней сталось? В окно выкинули!
— Откуда же мне знать! — развела руками я. — Сперва начало гудеть, потом появились огни, и старая дама вдруг начала вести себя… странно.
— Как именно? — подался вперед инспектор.
— Ну-у… она…
Скакала с ножом как молоденькая… Но этого господину инспектору тоже знать не надо: он и так считает меня мошенницей, а уж после такого рассказа упечет в тюрьму без всяких разбирательств. Или в сумасшедший дом.
— Металась. Бормотала. Я подумала, на нее Междумирье действует, бывают же люди с абсолютной непереносимостью, я читала…
— В «Столичном вестнике»? — дернул бровью он.
— В «Медицинском». - отрезала я. — Хотела позвать стюарда, а тут… банг! Стекло вдребезги и ее вытаскивает наружу! Я… просто оцепенела! — я икнула — воспоминание действительно было не из приятных. — Если бы тот господин, мой попутчик, не вытащил меня из купе, я бы… наверняка погибла! — я шмыгнула носом и торопливо прикрыла рот ладонью.
Если Торвальдсона уже допрашивали, сейчас инспектор должен поймать меня на лжи: старуха бросалась на меня, Торвальдсона из купе вытащила я… Или не поймать: если Торвальдсон не захочет сознаваться, что сперва прятался в углу от одной бабы, а потом его волокла за шкирку вторая.
— И где этот господин? — будто мельком спросил инспектор.
Нету? Ка-ак интересно! Я в очередной раз развела руками и робко улыбнулась:
— Откуда мне знать? Я так испугалась…
— А господа военные хвалили вас за мужество… просто таки удивительное для женщины! И мастерство в построении пентаграмм — не менее удивительное для горничной. Которые, как известно, магических академий не оканчивают, так откуда же…
— Я закончила. — перебила я и взгляд — «Сударь, вы идиот!» — в этот раз тоже получился неплохо. — У меня степень магистра иллюзорной магии в Академии Северных провинций.
Сперва-то я училась в столице. В одиннадцать лет меня отправили в школу при столичной Академии, а потом и в саму Академию. Отец провел воспитательную беседу, что хорошим образованием можно компенсировать даже слабый дар, и я училась, училась, училась… отличницей была. Но когда из дому пришлось бежать, и стало ясно, что брат не даст на учебу ни гроша, в стипендии мне отказали. Как сказал ректор: «Хорошая девочка, старательная, но с ее иллюзиями на десять минут даже блюда в ресторациях украшать — и то не светит! В дорогих едят дольше, а в дешевых и без порхающих над тарелками бабочек все сожрут!». А в Северной Академии стипендию дали. Помогло, что мама — северянка, да еще из Тормундов — рода влиятельного, сильного и многочисленного: дедушка Тормунд был шестым сыном ярла. Да и желающих учиться на Севере в тот год оказалось не много — все понимали, что война неизбежна, и первая атака алеманцев будет как раз на севере. Даже сами северяне предпочитали отправлять детей в столицу. Ну, а меня угроза войны пугала меньше, чем остаться без диплома и снова попасть под официальную опеку братца. Сейчаc, когда больше десяти лет миновало с принятия законов о правах женщин, уже забывать стали, что до войны от опеки «старшего мужчины рода» могла отказаться только магичка со степенью магистра.