Алеманцы даже оказались так любезны, что отложили наступление на целых два года, и дали мне доучиться. Почти…

— Мне надоела эта чушь! — прошипел инспектор, а я едва не вздрогнула, выныривая из воспоминаний. Что-то часто они меня одолевать стали…

— То ты у нас леди-горничная, то магистр-горничная… Думаешь, раз ты единственная свидетельница прорыва, с тобой цацкаться будут? — инспектор зловеще прищурился.

«Точно, сбежал коммивояжер. А зачем?» — подумала я.

— Не хочешь по-хорошему… — он встал. Неторопливо прошествовал к дверям и крикнул в коридор. — Мастер Заремба! А загляните к нам, пожалуйста! Дело для вас есть…

Показалось мне или там, за дверью, на краткий миг умолкли все голоса, а потом торопливо загудели снова — и каждый старался говорить погромче.

Дверь распахнулась и в кабинет ввалился звероватый тип с всклокоченными патлами — щегольские панталоны со штрипками и жилет с сорочкой сидели на нем, как людской наряд на гамадриле. А вот толстый кожаный фартук поверх всего этого выглядел до странности уместно. Фартук украшали очень двусмысленные темные пятна.

Ой, плохо-плохо…

— Вот, мастер, извольте видеть. — инспектор посмотрел на меня с искренним огорчением. — Врет. — и он принялся снимать сюртук. — Запирается. — аккуратно развесил сюртук на спинке стула. — Мешает следствию. — вытащил из манжет запонки… — Бумаги разбросали… — инспектор посмотрел на меня с искренним огорчением.

— Не я! — выдавила я. Стало как-то… нехорошо. Очень-очень сильно захотелось выйти.

— Но остальное-то ты… — усмехнулся инспектор, и принялся закатывать рукава сорочки.

— Ничего. — голос у звероватого оказался хриплым и рычащим. — Девочка просто не подумала, верно? — он неспешно повернул замок в двери — щелкнуло, безнадежно так, как первый ком земли по крышке гроба.

Водрузил на стол саквояж в матерчатом чехле — пятна на нем тоже были… выразительные. Внутри что-то звучно и страшно брякнуло. Звякнул замочком… и с педантичностью хорошей домохозяйки на кухне принялся раскладывать начищенные до блеска инструменты: ножнички, щипчики… Последним появился артефакт-заглушка — в курортных городках такие продаются на каждом углу, чтоб музыка из танцевальных залов спать не мешала. Звероватый тип активировал его небрежным щелчком ногтя — теперь сквозь хлипкую фанерку двери не пробьётся ни один звук, как в каменном каземате.

— Вы… что вы делаете? — я подалась на стуле, вжимаясь в спинку так, что еще немного и тот опрокинется. — Вы же не будете меня… бить?

— Ну что ты, милочка, конечно же, не будем. — ласково-ласково сказал инспектор.

Тип натягивал кожаные перчатки, неторопливо, палец за пальцем.

— Бить женщину… с такой нежной кожей… — инспектор наклонился ко мне и медленно провел по моей щеке подушечкой большого пальца. Обвел контур подбородка… И как ребенка щелкнул по носу. — Следы же могут остаться… на личике… — и вдруг присел передо мной на корточки, заглядывая в глаза снизу вверх. Я торопливо стиснула ноги и сжалась на стуле еще сильнее. — Но и ты должна нас понять, милая… Мы ведь — кто? — его ладонь легла мне на коленку.

— Полиция… — едва слышно прошептала я, опуская глаза на эту самую ладонь, медленным, ласкающим движением скользящую вниз по моей ноге. Поглаживание его пальцев чувствовалось и сквозь шерсть, и сквозь нижнюю юбку…

— Во-от… А ты нам врешь — разве ж это хорошо? — его пальцы доползли до края юбки, скомкали подол и скользнули под него.

Я дернула ногами, пытаясь вырваться — и кольцо его пальцев стиснуло мою щиколотку до боли, а тот тип, Заремба, с неожиданной плавностью шагнул мне за спину.

— Полиция защищает, а не… вот так. — я попыталась оттолкнуться каблуками — стул поехал, ножки заскрежетали по деревянному полу… и уперлись во что-то… в кого-то… Заремба наклонился ко мне, поигрывая медицинским скальпелем, и ухмыльнулся, открывая кривые желтые зубы. Слишком тонкое для его широких ладоней лезвие с неожиданной ловкостью ныряло между пальцами, то прячась в кулаке, то вдруг возникая острым жалом у самой моей щеки.

— Мы защищаем! — инспектор перехватил стул за ножки — моя юбка задралась, открывая чулки. Левый был заштопан под коленкой, и инспектор ухмыльнулся. — От дряней вроде тебя… — и вдруг одним пружинистым движением поднялся, больно стиснул пальцами мой подбородок и запрокинул голову так, что я стукнулась затылком об спинку стула. — А ну говори, быстро!

— Я скажу, честное слово, только не трогайте меня! Пожалуйста… — голос мой упал до шепота. За спиной шумно дышал Зарембы, а его толстые пальцы копошились в моих волосах!

— Что скажешь? — инспектор сдавил мне щеки так, что лицо собралось в гармошку.

— Все скажу! — промычала ему в ладонь я. — Что вы хотите!

— Хооороооошооо… — протянул он. — Но только попробуй еще раз соврать и… Заремба!

Заремба натянул прядь моих волос с такой силой, что я взвизгнула и… чик! Отхватил ее у самой головы.

— Ай! — вскрикнула я — кожу обожгло холодом.

— Как тебя зовут? — гаркнул мне в лицо инспектор.

— Летиц…

— Заремба!

— Нет, не надо, не надо! Гортензия… Гортензия Симмонс, вот как!

Его глаза были прямо передо мной — темные, нетерпеливые и злые.

— Видишь, как просто говорить правду, Гортензия Симмонс! — усмехнулся он.

«Просто, как же…» — уныло подумала я.

— Что ты делала в поезде?

— Е… ехала… — промямлила я. Его глаза стали похожи на птичьи — полные запредельной, нечеловеческой ярости, как у охотничьей птицы, так что я зачастила. — Сюда ехала, в Приморск!

— Зачем? — он схватил меня за волосы, отгибая голову назад.

— По… приглашению… — прохрипела я.

— Снова начнешь про де Молино рассказывать, Заремба тебе глаз выковыряет. — ласково пообещал инспектор, постукивая моей головой об спинку стула.

— Не буду, не буду! — простонала я. — Я… по делам… по делам!

Знать бы еще по каким!

— По каким? — взревел он, нависая надо мной. Волосы мои он выпустил, но руки его потянулись к горлу. — Куда пропали твои подельники? Что вы там делали, в этом купе?

— Подельники? — только и смогла повторить я, но он уже снова вцепился мне в волосы и трепал меня, как терьер тряпку, брызгая слюной в лицо.

— Вас было трое в том купе — двое исчезли, но уж тебя-то я не упущу, ты-то мне все расскажешь!

— Я не причем!

— Да как же! Тварь, рассказывающая, что она то леди, то магистр, про коммивояжера какого-то, который невесть куда делся, хотя мы оцепили весь вокзал, старуху, которую демоны вытащили в окно… Почему демоны прилипли именно к вашему окну, почему оно разбилось, говори — на куски порежу, дрянь!