Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наиболее неблагополучными по уровню заболеваемости полиомиелитом считаются Нигерия, Афганистан и Пакистан.
План победы над полиомиелитом прост – полный охват населения вакцинацией. К сожалению, необоснованный отказ от прививок успешно ставит подножки этому общезначимому делу, обесценивая старания ученых.
Глава 7. Если друг оказался вдруг: бешенство
Пашке 14. Он старается редко бывать дома. Отец – алкоголик. Мама говорит, что «папа просто иногда выпивает», но полбутылки водки почти каждый день – это алкоголизм. Хотя маму можно понять. Дедушка так же закладывал за воротник, а бабушка убеждала себя, что он просто «отдыхает, как все». Женщины в деревне, где родился Паша, редко видят другую жизнь. Пьянство, рукоприкладство, брань вместо нормальных слов – в такой атмосфере воспитано не одно поколение. Пашке не терпелось поскорее вырваться отсюда. Он хорошо учится в школе и планирует поступать на геологоразведочный факультет. Мечтает работать в городе и увезти маму.
Друзей у Паши мало. Ему не интересно с ребятами, да и они считают Пашку «чудиком». Но и не обижают, надо отдать им должное. Лучшим другом Павел считает соседскую кошку Муську. Своего котенка завести нельзя – папа не разрешит. А Муся как родная уже. Пушистая серая красавица с умными зелеными глазами. Она всегда приходит ластиться, когда Паша сидит у ворот дома, гадая, трезвый ли сегодня отец. Пашка уже столько своих детских и юношеских секретов Муське поведал. Та все выслушивала, успокаивающе мурчала и никому Пашку никогда не сдавала.
Вот и сегодня Павел сидел у ворот, прямо на голой земле. На дворе стоял промозглый октябрь. Пашка замерз, но в дом не торопился: знал, что родитель сегодня навеселе.
А Муся что-то опаздывала, хотя так было нужно мерное тарахтение загадочного мурлыкательного аппарата.
В голове у Павла происходила мучительная борьба: можно ли не любить или даже ненавидеть родного отца? Внешне они похожи настолько, что иногда кажется, будто Паша – уменьшенный слепок папы. И такое сходство парню было противно, но ничего не поделаешь. Пашке оставалось лишь надеяться, что алкоголизм все-таки не шалости в хромосомах, а выбор человека. Хотя везде пишут, что это болезнь. Причем передающаяся из поколения в поколение. Эх, не хватало пока знаний Павлу, а спросить особо не у кого в их деревне. Он всерьез боялся, что станет таким же, как его отец. Чтобы не играть с огнем и не провоцировать загадочную генетику, Пашка решил, что никогда не притронется к горячительным напиткам. Даже как-то принес своеобразную клятву, свидетелем которой стала Муська, скрепившая ее одобрительным «мяу».
А вот и она! Муся, крадучись, шла вдоль забора, не обращая внимания на Пашу.
– Муська! Кис-кис-кис! Иди сюда!
Кошка замерла и пристально глянула в Пашкину сторону. Странная она какая-то. Муська медленно подошла к Паше, он привычно протянул руку, чтобы почесать ее за ухом. И тут Муся вцепилась зубами в Пашкины пальцы. Все было очень неожиданно и как в замедленной съемке. Разжав челюсти, кошка стала неистово царапать Пашины руки.
Парень еще некоторое время находился в ступоре, но потом резким движением откинул взбесившееся животное и побежал в дом.
Сердце бешено колотилось где-то в районе горла. Катились слезы: может, от боли, а может, от обиды. Муся, за что? Сам того не подозревая, Пашка громко всхлипывал. В дверном проеме показался отец:
– Ты чего ноешь?
Пожалуй, впервые за очень долгое время Паше захотелось, чтобы папа прижал к себе, взъерошил волосы на макушке и сказал, что все будет хорошо. В каком-то отчаянном порыве парень бросился к отцу:
– Там Муська… напала на меня… я погладить хотел… а она… Вот!
Паша вытянул вперед расцарапанные до крови руки. Отец с полминуты просто смотрел на него, пытаясь что-то сообразить, потом выругался и бросился вон из дома. В воздухе стоял приторный и навязчивый запах перегара. Пашка будто окаменел. Из кухни, вытирая руки о передник, вышла мама. Потухшие материнские глаза при виде сына с окровавленными руками округлились. Монотонно причитая, она потащила сына за собой. Паша отстраненно наблюдал, как мать моет ему руки, обрабатывает царапины и укусы. Из головы не выходило: как Муська могла? И куда убежал папа?
Отец вскоре вернулся. Кряхтя умылся, опрокинул в себя рюмку, подошел к Пашке, взлохматил ему волосы на макушке и гордо сообщил:
– Закопал скотину! Чтоб она еще моего сына тронула!
Сердце мальчика практически остановилось. Как он сразу не догадался?! Что ж еще, кроме варварства, тот мог придумать?! Бедная Муся.
– Я тебя ненавижу!
Единственная фраза, которую Паша произнес за вечер. Очень тяжело ему было одновременно пережить и предательство, и смерть единственного друга.
После того дня Пашка сильно сник. С отцом разговаривал пару раз: спрашивал, где тот похоронил Муську. Тот не отвечал. Точнее, отвечал, но матом и что-то из серии: «Сдалась тебе эта кошка драная». Паша что-то чувствовал, но не мог понять, что именно: горечь потери, обиду, злобу на отца, какую-то тревогу. Сложно в 14 лет разобраться в собственных эмоциях. Да и не только в 14. Хотелось с кем-то поговорить, но не поймут таких страданий, отмахнутся.
Прошел почти месяц. На физкультуре Пашка неудачно упал и расцарапал правое плечо. Оно саднило, а еще стало казаться, что болят пальцы, искусанные Муськой. Через два дня Паша залихорадил, температура поднялась до 39, знобило, сильно болела голова и правая рука. Мать наварила морса, поила с ложечки, гладила по голове. Папа периодически ворчал, что так с мужиком нельзя. Но она в этот раз не обращала внимания на мужа и продолжала мерно выпаивать сыну целебный клюквенный морс. На следующее утро Пашка перестал быть Пашкой: кричач, махал руками и выбивал из материнских рук еду и воду. Отец раздраженно вещал об избалованности и «бабской истерике», а мама побежала за фельдшером.
Фельдшер – крупный мужчина средних лет, с густыми черными бровями, которые он постоянно хмурил, – долго и тщательно осматривал Пашку.
– А что с правой рукой? – мимоходом