– А я не в гости шел, – усмехнулся князь Федор. – И камзолавот этого сияющего не надевал, и головы не пудрил. Облачился я в лопотину [13],какую у Савки, человека моего, позаимствовал, да и пошел пооглядеться,поразведать, дом посмотреть…

– Ну и чего высмотрел? – быстро спросил Василий Лукич,чуткое ухо которого уловило в голосе племянника какие-то особенные нотки.

– Да так, применился мало-мало к местности, – уклончивоответил князь Федор и обратил на дядюшку вдруг загоревшийся любопытствомвзгляд: – А скажите-ка мне, дядя, кто в доме светлейшего есть такой черномазый,усатый… чечен не чечен, татарин не татарин – словом, черкес?

Василий Лукич даже не счел нужным сделать вид, чтозадумался, и по скорости его ответа племянник мог понять, что и в доме светлейшегоу Долгоруковых есть свои люди, а потому про каждого тамошнего жителя они знаютвсю подноготную.

– Это не Данилычева челядь, – отмахнулся он небрежно. – Эточеркес Варвары Арсеньевой, заразы этой горбатой. Ближний человек у нее, шпион ипостельный угодник, Бахтияр именем… А что тебе в нем?

– Ох, сволочь же он! – с мальчишеским жаром воскликнулФедор. – Я вчера невзначай такое увидал – до сих пор с души воротит. Бахтиярэтот, сучий выползень, затащил в кусты какую-то девку и норовил с нею содомскийгрех сотворить!

– С девкой-то? – не поверил ушам Василий Лукич. – Да развесие творят с девками? Я слышал, лишь промеж мужчин такое ведется.

– Вот именно! – воскликнул Федор. – А когда она не далась,хотел ее простым манером ссильничать, но тут уж… тут уж…

Он умолк, и прозорливый дядюшка не смог не угадать:

– Но тут уж ты, лыцарь, вмешался, злодея осилил и красоткуосвободил, не так ли?

Федор смущенно улыбнулся:

– Она и впрямь красотка. Беда, рваная вся да зареванная,однако ж глаза… ноги… я таких и не видал! Яхонт! Чудо что за ноги! Крепостнаянебось. Я б ку-пил…

На лицо его взошло юношеское, мечтательное выражение, иВасилий Лукич в притворном ужасе воздел глаза:

– Ты мне эти афродитские дела брось, не до них сейчас! Ядумал, у нас один гулеван в семействе, Ванька, ан нет – еще и заграничныйухажер препожаловал. Полно повесничать! Нашел с кем силою мериться – сбезродным черкесом! Твое счастье, что вчера в темноте да переодетым схватился сБахтияром: он Варваре-горбунье первый наушник, она ему ни в чем не откажет, аее, злого гения, сам светлейший почитает да слушает. Встретишься в меншиковскомдоме с Бахтияром – рыло-то отверни, чтоб не спознал тебя нехристь этот, а он,знай, глазастый, что твой барс. Понял? Слышишь ли?

– Слышу, слышу! – рассеянно прикладываясь к дядюшкиной рукена прощанье, пробормотал Федор. – Слышу и все понимаю!

Он направился к двери и уже взялся за ручку, да обернулся –и то же выражение светлого юношеского восторга засияло в его глазах:

– А девка все ж хороша! Диво! Я б купил, ей-пра, купил бы!

– Да иди, черт! – в сердцах крикнул Долгоруков.

Князь Федор вышел смеясь.

«Юнец зело разумный!» – вспомнилось вдруг Василию Лукичу. Небольно-то…

Он всегда доверял своим предчувствиям и потом, спустя долгиегоды, клял себя за то, что не схватил тогда Федора за руку, не остановил.

Но время было упущено… упущено!

– Его высокопревосходительство светлейший князь АлександрДанилович с их величеством и их высочествами изволят быть на охоте, – возвестилдворецкий, и князь Федор с трудом удержал усмешку: своего хозяина этотразряженный в сверкающую ливрею толстяк поименовал первым, даже передимператором. Воистину, сейчас Меншиков – самодержец всея Руси, хотя бы в глазахсвоей прислуги!

– В самом деле? – Князь Федор изобразил огорчение. – Кто жедома?

– Ее высокопревосходительство госпожа оба-граф…убей-гоф-буф-мерина… – Толстяк запутался, князь Федор поджал губы, чтобы непрыснуть: «убей-буф-мерина» было, очевидно, званием Меншиковой свояченицы,новой обер-гофмейстерины двора. Титул, полученный лишь на днях, прислуга еще неуспела вытвердить. – А также Марья Александровна да Александра Александровнадома изволят быть, – продолжал мажордом. – Как прикажете доложить?

– Не трудись, друг мой, докладывать, – по-дружески попросилкнязь Федор. – Я дорогу знаю – сам найду кого надобно. – И он сунул монеткуважному мажордому, который чуть не упал от изумления: русские крепостные былине приучены получать благодарность иную, кроме похлопывания по плечу;европейскую моду чаевых князь Федор усиленно вводил в России уже третий день –сколько был дома – и не сомневался, что она привьется. Не дожидаясь, покадворецкий вернет на место отпавшую челюсть, князь Федор обернулся к своемукамердинеру Савке, которого прихватил с собой – так, на всякий случай,повинуясь некоему предчувствию, кивнул ему – для других это было простонебрежное приказание ожидать своего барина, и только они двое знали истинныйсмысл сего знака, а потом спокойно прошел мимо согнувшегося в поклоне мажордомаи взбежал по широкой лестнице.

Он ничуть не был огорчен отсутствием хозяина хотя бы потому,что прекрасно знал об оном отсутствии и нарочно явился в это самое время –продолжить свою тайную рекогносцировку. За тот час, который, по его расчетам,оставался до окончания охоты, он уж постарается как надо оглядеться навражеской территории. Бог знает, что надеялся увидеть Федор, что собиралсяискать, но он знал по опыту, что дом часто выдает внимательному взору как самыесильные, так и самые слабые стороны своих хозяев. Какую-то слабинку Меншиковаон и надеялся сыскать. Конечно, самому себе он мог признаться, что рассчитывалневзначай повстречать ту самую красотку… впрочем, так или иначе он ее найдет,не сомневался Федор. Пока же – дело!

Комнаты были пусты: правда, у дверей стояли лакеи в парикахи ливреях, но они знай открывали и закрывали двери, не делая ни малой попыткипомешать незнакомому человеку следовать пышной анфиладою туда, куда емутребуется.