Эдуард сидел напротив Филиппа и убеждал его. Он буквально наехал на Филиппа, они уперлись друг в друга коленями; он наклонялся вперед, подкреплял свои слова жестами, хватал Филиппа за руку, за ногу, указывал на него пальцем, тыкал его в грудь. Филипп давно бы вскочил и ушел, но ему пришлось бы откатить Эдуарда, а этого Эдуард не простил бы. И Филипп оставался сидеть, глядя Эдуарду в глаза – в зеленые глаза Сюзанны, глядя на красные пятна на щеках Эдуарда, какие появлялись и на щеках Сюзанны, когда она горячилась, глядя на красивые тонкие губы Эдуарда и Сюзанны, беспрерывно раскрывавшиеся и смыкавшиеся, брызгавшие слюной, формировавшие и выбрасывавшие слова, которые Филипп больше не хотел слушать. И он испугался, потому что сквозь презрительные, враждебные, плаксивые черты Эдуарда проступало лицо Сюзанны. Он не знал, кто был этот Эдуард: агитирующий друг или избалованный ребенок, требующий другой жизни, потому что домашняя приводила его в отчаяние, или приходивший в отчаяние, потому что просто не привык, чтобы его требования не исполняли; Филипп не знал, откуда это презрение и эта ненависть: от отчаяния или от высокомерия, потому что высокоодаренный и богатый Эдуард ожидал уступчивости от Филиппа, менее одаренного и менее обеспеченного. Филипп не хотел больше видеть лицо Сюзанны в лице Эдуарда. И тогда Эдуард сказал:

– Или ты не хочешь ехать со мной, потому что моя сестра здесь и ты в нее влюбился? Да не нужен ты моей сестре, пойми это наконец – и радуйся, что сможешь уехать и больше ее не видеть.

– Откуда ты знаешь?

Эдуард закатил глаза:

– Она моя сестра. Я знаю, что у нее в голове. Да если б я этого и не знал – я же вижу, как за ней заезжает этот студент – и не на каком-нибудь старом «жуке» или старом «порше».

Только через неделю Филипп смог поговорить с Сюзанной. Они были вдвоем и вновь сидели на балконе.

– Почему ты мне ничего не сказала про студента, с которым ты встречаешься?

– Я что, должна перед тобой отчитываться, что я делаю и с кем встречаюсь?

– Чтό он для тебя?

– Какое тебе дело? – Слова прозвучали сердито. – Впрочем, пожалуйста: я познакомилась с ним, когда он был волонтером в институте отца; он член студенческой корпорации и, когда они должны являться с дамами, берет меня с собой. А я люблю праздники и танцы, вот и все.

– А чтό я для тебя?

– Ах, Филипп. – Она взглянула на него дружески-озабоченно. – Мы друзья – мы ведь друзья? – но прежде всего ты друг Эдуарда, и я так рада, что вы подружились. Ты помогаешь ему, и он помогает тебе. Я знаю, что иногда моя дружба тебя не удовлетворяет. Но большего у нас не получится, мы слишком разные, у нас разные характеры, разные представления, разные миры.

– И когда ты это поняла?

– Разве мы оба не знали это с самого начала?

Филипп понимал, что внушить Сюзанне любовь он не может. То, что она сказала, было ударом, и больше всего ему хотелось съежиться, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и никого не видеть. И в то же время это его возмутило.

– Нет, я этого не знал, и ты тоже вела себя не так, как если бы знала.

– Мне жаль, если я тебя разочаровала. Я так радовалась, когда ты появился у нас в классе и вошел в мою жизнь, ты необыкновенный парень – и необыкновенный, удивительный друг. Мы все любим тебя – я, отец, мать, а Эдуард вообще, словно Спящая красавица, проснулся.

– И твоя благосклонность, и твои нежности – все для того, чтобы я разбудил поцелуем вашу Спящую красавицу?

Он спросил это, но это был не вопрос, а ответ, объяснивший ему весь прошедший год. Он позволил себя использовать, и ему были ненавистны все – и Сюзанна, и Эдуард, и в первую очередь он сам, влюбившийся, обманувшийся и выставивший себя на посмешище.

– Нет, Филипп, это было не так. Я…

– Ты это вместе с Эдуардом спланировала? Нет, это – нет. Но ты знаешь, что Эдуард сейчас планирует. И если я поеду с ним, то я с ним и застряну. И тогда Эдуард получит меня, а ты от меня отделаешься. Разве не идеальный вариант для тебя? Но не следует ли тебе быть со мной особенно милой, чтобы я сыграл свою роль при Эдуарде?

По лицу Сюзанны побежали слезы, и Филиппу захотелось утешить ее и извиниться, но в этот момент он вспомнил другие лица Сюзанны – дружелюбно отстраненное, равнодушное и жестокое, вспомнил гримасу Эдуарда, в которой он увидел лицо Сюзанны, и откликнуться на мольбу этого ее залитого слезами лица он не смог.

– Филипп, – она протянула к нему руки, – не такая я. Кого ты из меня делаешь?

Он покачал головой, встал и вышел.

6

Но это был еще не конец. Филипп каждый день видел Сюзанну в школе и держался поодаль от нее, но не хотел привлекать внимание, возбуждать интерес и что-то объяснять, так что, когда она обращалась к нему, он не отворачивался. Он не знал, что сказать Эдуарду, но оборвать отношения, ничего не говоря, считал невозможным, поэтому продолжал встречаться с ним, и Эдуард продолжал наседать, и Филипп терпел. Часто у него возникало такое чувство, словно он готов взорваться, то ли наружу, то ли внутрь, – разлететься на куски или обрушиться в себя. Но и не мечтать он не мог и часто рисовал себе, чтό у них с Сюзанной могло бы возникнуть и почти возникло, и потом, увидев Сюзанну, ревновал ее ко всему, что ее окружало, – к людям, к вещам и к маленькому песику подруги, которого Сюзанна брала на руки.

Потом он узнал, что у школьников есть возможность поехать на год в Америку. Из-за разногласий в отношении планов Эдуарда расставание с этой семьей и прорыв в какую-то другую жизнь стали чем-то таким, что Филипп мог себе представить. Он не колебался, однако слишком поздно узнал про этот американский год. Срок подачи заявок уже истек.

Но теперь Филипп знал, чего хотел. Он хотел уехать от Сюзанны, уехать от Эдуарда, уехать из этого города, который не принес ему счастья, он хотел в Америку. Он написал поддельное письмо от имени отца, в котором отец подавал заявку в какой-то американский интернат; мошенничество удалось, и по приглашению от интерната на собеседование он получил визу; денег у него было ровно на билет до Нью-Йорка.

Ни Сюзанне, ни Эдуарду Филипп ничего о своем отъезде не сказал, не попрощался и со своими родителями, вместо этого он оставил им письмо. Когда после встречи с Эдуардом он в последний раз остался в их доме на ужин, он попросил у фрау Фолльмар разрешения поговорить с ней, и они снова пошли к скамейке в дальнем конце сада. Он сказал ей, что в отношениях между ним, Эдуардом и Сюзанной все стало слишком тяжело и он уезжает. Он, конечно, должен был бы попрощаться, он понимает это, но он не может. И он пожаловался:

– Зачем Сюзанна так поступила? Она притворялась и использовала меня, чтобы заполучить друга для Эдуарда, и при этом мне не кажется, что она так уж особенно любит Эдуарда.

– Ах, Филипп. А разве ты не использовал Эдуарда, чтобы быть вблизи Сюзанны? Разве за целый год ты не мог спросить у Сюзанны, как она к тебе относится? Разве ты не притворялся так же, как притворялась она, потому что боялся узнать правду?