Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно, — произнесла мать Эстер, и глаза ее потухли.
Дети группами возвращались домой. Некоторые шли вниз по аллее, другие вверх, шли впереди и позади Инги и Эстер. От компании мальчишек отделился Алари, побежал за девочками и начал дразниться:
— Элла-звонариха, старая кудлариха, дринь-дринь!
Эстер резко обернулась, зашипела, как кошка, и замахнулась портфелем, но Алари оказался проворнее. Большими козлиными прыжками он вернулся под защиту компании мальчишек. Эстер и не пыталась его преследовать. Она спокойно ступала рядом с Ингой и даже усмехалась про себя. Инга была ошарашена: Эстер, задира и забияка, так спокойно отнеслась к тому, что дразнят ее мать! Если бы Алари просто крикнул: Элла-звонариха! А ведь он сказал куда хуже. И Эстер… Будто так и должно быть.
Инга жила на втором этаже большого каменного дома. У них были просторные комнаты и светлый паркет. Из кухни приковыляла бабушка — в одной руке у нее была палка, другой она опиралась о косяк, — выглянула в прихожую и позвала: «Иди обедать!»
— Я не могу, — возразила Инга. — Сперва я должна позаниматься с Эстер.
Инга разозлилась: вечно бабушка пристает со своей едой в самое неподходящее время.
Комната Инги была прямо-таки создана для занятий: у правой стены стояла доходившая до самого потолка книжная полка, письменный стол под окном был покрыт зеленой бумагой — говорят, это полезно для глаз… Эстер уселась за стол, раскрыла тетрадку по математике, погрызла шариковую ручку и неожиданно спросила:
— Это твоя бабушка?
— Да, бабушка, — ответила Инга.
— Она с вами живет?
— Конечно, с нами.
— А на кухне у нее сушатся травы?
— Какие травы? — не поняла Инга. Ей показалось, что Эстер, вместо того чтобы учить уроки, решила подразнить ее.
— Ну, разные травы, которые она собирает, — хитро усмехнулась Эстер.
— Моя бабушка никаких трав не собирает! — отрезала Инга.
— Ха-ха, — засмеялась Эстер. — Кого ты дурачишь?
— Не собирает!
— Ты хочешь сказать, что она не сушит тра́вы у вас на кухне и не варит из них всякие зелья? — прищурившись, спросила Эстер.
— Не варит!
— Значит, она варит их где-то в другом месте. Просто ты не знаешь. У моей бабки в деревне вся кухня забита травами, они свисают с потолка и растут прямо на полу, мне то и дело приходится полоть пол, а когда бабка начинает их варить, она выгоняет меня из кухни и сама все время что-то бормочет. Ты понаблюдай как-нибудь за своей бабушкой, — Эстер перешла на шепот. — Когда она ночью встанет с постели. Старухи — они хитрые. Она будет ждать, пока ты заснешь, а ты не засыпай, выглядывай из-под одеяла и, как только она вылезет в окно, выскочи из постели и посмотри, в какую сторону она пошла!
— Моя бабушка не лазает по ночам в окна! — громко ответила Инга. Эстер еще что-то советует ей, будто знает ее бабушку лучше, чем сама Инга!
— Тсс! — поднесла Эстер палец к губам и захихикала: — Откуда тебе знать, что она не лазает, видела, что ли?
— Что?
— Ну, что она вылезает в окно.
— Нет, не видела!
— Так откуда же ты знаешь, если не видела? — с издевкой произнесла Эстер и расхохоталась.
Инга разозлилась, но постаралась ответить так же насмешливо и так же холодно, как Эстер:
— Ты что, дурой меня считаешь? Я не маленькая, чтобы верить в такие вещи!
— Чему же ты не веришь? — спросила Эстер, снова хитро прищурившись.
— Вот ничему не верю! А ты просто сумасшедшая, если говоришь такую ерунду и сама в нее веришь!
— Ну и пусть. А ты зато дура, — хладнокровно возразила Эстер.
— Почему дура? — спросила ошарашенная Инга.
— Потому, что тот, кто не сумасшедший, тот просто дурак!
Инга потрясла головой. Слова Эстер привели ее в замешательство.
Эстер тихо, как кошка, придвинулась к Инге и зашептала прямо в ухо:
— А ты веришь, что в котельной стоят котлы и под ними горит огонь, и что у дядьки Рашпиля на голове рог, веришь? Ну что? Или хочешь сама убедиться?
Инга сумела взять себя в руки.
— Ничего я не хочу! — крикнула она. — И вообще, убирайся отсюда, я не хочу тебя видеть, сейчас же уходи.
Эстер была такая противная, грязная, и вообще, — что все это значит! Вместо того чтобы учиться, Эстер изводит ее идиотскими сказками — и она им верит! Она должна заниматься с Эстер, а не слушать ее! Именно теперь, когда Эстер, высокомерно пожав плечами, выплыла за дверь, до Инги дошло: ведь Эстер должна учиться. Что бы там ни было, но она должна решить задачу по математике и выучить стихотворение на русском языке. И она, Инга, обязана проследить, чтобы Эстер приготовила уроки, значит, все же Эстер должна подчиняться ей, а не наоборот!
Мне надо пойти и проверить, занимается ли она. Это мой долг, хотя, возможно, мне это и неприятно! — так рассуждала Инга вслух. И где-то в глубине души у нее поднималось скрытое торжество.
Инга поспешила к школе и постучалась в узкую белую дверь на первом этаже. Ей никто не открыл. Она подергала ручку — дверь оказалась запертой. У второй смены как раз была перемена. Инга решила подняться на третий этаж, где был звонок, наверняка мама Эстер там. Она, надо думать, знает, где Эстер.
На лестнице Ингу обогнали старшеклассники. Когда-нибудь и она будет такой же умной, как они, даже умнее, чем они сейчас. С каждым годом она будет становиться все умнее, так как выучит все, что написано в книгах. На стене между вторым и третьим этажами висел плакат, гласивший, что сияющих вершин науки достигнет только тот, кто бесстрашно преодолеет крутые тропы. Сам плакат был голубым, а белые буквы на нем сияли и впрямь как снежные пики. Этот плакат всякий раз вселял в Ингу бодрость. Она станет ученым, человеком, который знает все!
Как только Инга занесла ногу на последнюю ступеньку, зазвенел звонок — на кнопку нажимала Эстер, рядом стояла ее мать.
— Нам задали на завтра по русскому длинное стихотворение, я пришла проверить, выучила ли Эстер, — объяснила Инга.
— Как же, она да выучила! — воскликнула мать Эстер. — А ну, марш учиться!
Эстер скакала впереди Инги вниз по лестнице, вид у нее был далеко не обиженный. Похоже, она вовсе не сердилась на Ингу. Она, как и в прошлый раз, усадила Ингу за круглый стол, сама села напротив и сказала:
— Ты читай мне по одной строчке, а я буду повторять, так я лучше запомню.
На самом же деле Эстер просто не хотела читать, поскольку плохо