Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айрис возвращается в магазин. Собака так прыгает от радости, словно они расстались не пару часов назад, а по меньшей мере неделю. Айрис включает компьютер. Проверяет электронную почту, открывает письмо от матери.
«Айрис, я все думаю о твоей бабушке, уже голову сломала, но никак не могу вспомнить, чтобы она когда-нибудь упоминала о сестре, – пишет Сейди. – Ты уверена, что здесь нет ошибки?»
«Это она, я точно знаю», – пишет Айрис и спрашивает мать о погоде в Брисбене.
Затем отвечает на несколько писем, некоторые удаляет, другие даже не смотрит, помечает в календаре даты аукционов и распродаж. Открывает файл бухгалтерского учета; вписывая в нужные клеточки слова «счет на оплату», «первый взнос» и «задолженность», она не может сосредоточиться, потому что уголком глаза как будто следит за происходящим в воображаемой комнате. Уже почти вечер, и девушка распускает длинные волосы. На ней платье не по размеру, явно велико, но это наряд изумительной красоты, шелковое платье, на которое она так долго смотрела с замиранием сердца и вот теперь надела. Юбка льнет к ногам, закручивается в такт шагам. Она поет и кружится по комнате. Трепещет, будто ветвь на ветру, ножки в одних чулках легко ступают по ковру. Она так поглощена музыкой и легким шелестом шелка, что не слышит шагов на лестнице, вообще ничего не слышит. И не знает, что скоро дверь распахнется, и они остановятся на пороге, глядя на нее. Она слышит музыку и наслаждается прикосновением шелка. Вот и все. Ее руки порхают в танце, будто птички.
С трудом натягивая плащ, Питер Ласдун пересекает парковку возле «Колдстоуна». С Ферт-оф-Форт резкими порывами налетает ветер. Одну руку доктор просовывает в рукав, однако второй ускользает, плащ выворачивается на ветру, и алая клетчатая подкладка развевается в солоноватом воздухе, будто флаг.
Едва ему удается подавить сопротивление плаща, как до ушей доносится чей-то голос – кто-то выкрикивает его имя. Доктор оборачивается лицом к ветру и видит женщину, торопливо к нему шагающую. Он не сразу вспоминает, где видел ее прежде. Это родственница Леннокс или Локхарт, или как там ее зовут, и с ней рядом огромная собака. Питер невольно отшатывается. Собак он не любит.
– Скажите, – произносит женщина, приблизившись, – что с ней теперь будет?
Питер вздыхает. Рабочий день окончен. Жена, наверное, сейчас открывает духовку, чтобы проверить, как там ужин. Аромат тушеного мяса и овощей наполняет кухню. Дети делают уроки – по крайней мере, он очень на это надеется. Ему бы ехать в своей машине по шоссе, а не стоять на ветру с этой женщиной.
– Вы не могли бы назначить встречу…
– У меня всего один вопрос, – улыбается женщина, приоткрывая прекрасно сохранившиеся зубы. – Я вас не задержу. Просто провожу до машины.
– Хорошо.
Питер оставляет попытки надеть плащ и позволяет ему свисать едва не до самой земли.
– Что теперь будет с Эсме?
– Кто такая Эсме?
– То есть с Юфимией. Понимаете… – Женщина замолкает и снова улыбается. – Не обращайте внимания. Я хотела сказать – с Юфимией.
Питер открывает багажник машины и опускает в него портфель.
– Пациенты, родственники которых не заявили о желании взять их на свое обеспечение, – произносит он, будто читая текст официальной инструкции, – поступают под ответственность государства и будут переведены в другие жилые комплексы.
Она хмурится, и ее нижняя губа немного оттопыривается.
– Что это значит?
– Ее переселят. – Питер захлопывает багажник и идет к водительской двери.
Девушка не отстает.
– Куда?
– В государственное учреждение.
– В другую больницу?
– Нет. – Питер снова вздыхает. Так и есть. Это не один вопрос, а гораздо больше. – Юфимию признали годной к выписке. Она успешно выполнила программу по возвращению в общество и реабилитации. Ее поставили в очередь на получение комнаты в доме престарелых. Туда ее и перевезут, как только освободится место.
Питер усаживается за руль и вставляет ключ в замок зажигания. Ну теперь-то она отстанет.
Ничего подобного. Женщина придерживает рукой открытую дверь, а пес, принюхиваясь, тянется встрепанной мордой к Питеру.
– И когда же? – спрашивает она.
Он смотрит ей в лицо, и что-то в ней – наверное, настойчивость, непреклонность – напоминает ему, как сильно он устал.
– Вам сию минуту нужно это выяснить? Может, через неделю-другую. А то и через несколько месяцев. Вы не представляете, в каких условиях мы работаем. Финансирования недостаточно, работников не хватает, расселять некуда. «Колдстоун» закрывается через пять недель, и если я сообщу вам, мисс Локхарт, что…
– Скажите, а можно переселить ее куда-нибудь временно? Ей нельзя здесь оставаться. Должно же быть какое-то другое место. Я бы… Я просто хочу вытащить ее отсюда.
Он поправляет зеркало заднего вида, поворачивая его так и эдак, чтобы лучше видеть дорогу позади машины.
– Случалось, что пациентов вроде Юфимии переводили на временное проживание в другие учреждения.
– На временное проживание? А куда?
– Как правило, в небольшой пансион гостиничного типа.
– И как быстро это можно устроить?
Питер тянет за ручку двери. Хватит. Разговор затянулся. Оставят его в покое?
– Как только мы сможем обеспечить перевозку, – резко произносит он.
– Я обеспечу, – без колебаний отвечает женщина. – Я сама ее отвезу.
Айрис лежит на боку с книгой в руке. Люк обнимает ее за талию. Его дыхание согревает ей шею. Жена Люка гостит у сестры, и он впервые остался с ней на ночь. Как правило, Айрис не разрешает мужчинам спать в своей кровати до утра, однако Люк позвонил, когда она была занята с покупателями и не могла объяснить свои правила.
Она переворачивает страницу. Люк гладит ее по плечу и целует в плечо. Айрис не отвечает. Он вздыхает и придвигается ближе.
– Люк! – Айрис недовольно высвобождается из объятий.
Он водит носом по ее шее.
– Люк, я читаю.
– Я вижу, – бормочет он.
Щелчком пальцев она переворачивает страницу. Он крепче прижимает ее к себе.
– Знаешь, о чем здесь говорится? – спрашивает она. – Мужчине было позволено отправить жену или дочь в сумасшедший дом на основании записки от семейного врача.
– Айрис…
– Представь себе! Надоела жена – можешь от нее избавиться. И от дочери, если она тебе перечит.
Люк тянется за книгой:
– Бросай читать эту мрачную нудятину. Давай поговорим.
Она поворачивается и смотрит на него:
– Поговорим?
Он улыбается: