– Ты помнишь Эсме? – настаивает Айрис. – Свою сестру?

Бабушка дергает за кончик носового платка, и он падает ей на колени. Айрис почти готова увидеть целую вереницу платков, связанных уголками.

– Я обедала? – спрашивает бабушка.

– Да. И ужинала.

– Что я ела?

– Мясное рагу, – фантазирует Айрис.

От этих слов бабушка свирепеет.

– Мясо? Почему мясо? – Она стремительно оборачивается, отыскивая взглядом дверь. – Кто ты? Я тебя не знаю.

Подавив вздох, Айрис смотрит в окно на фонтан.

– Я твоя внучка. Мой отец был…

– Она не хотела отдавать ребенка, – вдруг произносит бабушка.

– Кто? – подпрыгивает Айрис. – Эсме?

Бабушка рассматривает что-то далеко-далеко.

– Ей дали снотворное. Она не хотела его отдавать.

Айрис старается держаться спокойно.

– Какого ребенка? Твоего?

– Ребенка! – сердито произносит бабушка. Она отчаянно взмахивает рукой, стараясь объяснить. – Ребенка. Того самого. Ты знаешь.

– Когда это произошло?

Бабушка хмурится, и Айрис отгоняет нарастающее беспокойство. У нее очень мало времени.

– Ты там была, когда это случилось с ребенком? – заходит Айрис с другой стороны.

– Я ждала в комнате. Мне рассказали после.

– Кто? – спрашивает Айрис. – Кто тебе рассказал?

– Люди.

– Какие люди?

– Женщина. – Бабушка поднимает руку и водит ею над головой, обрисовывая странный головной убор. – Две женщины.

– Две? Кто они?

Пожилая женщина отвечает ей усталым взглядом. Айрис чувствует, что бабушку опять затягивает в пески безумия.

– Кто рассказал тебе об Эсме и ребенке? – быстро спрашивает Айрис в надежде поймать последние искорки гаснущего сознания. – Чей это был ребенок? Ее? Из-за него ее и…

– Я поужинала? – спрашивает бабушка.

Дежурная медсестра показывает ей дорогу, и Айрис сворачивает в плохо освещенный длинными лампами коридор. Над дверью табличка – «Архив», за толстым аквариумным стеклом видна большая комната со стеллажами и полками. Мужчина на высоком стуле изучает документы в толстой папке, лежащей перед ним на столешнице. Айрис в замешательстве останавливается перед мужчиной. Что, если Алекс прав? Быть может, лучше оставить все как есть? Однако мужчина уже оторвал взгляд от документов и выжидательно смотрит на нее.

– Мне бы хотелось… Я ищу записи о поступлении пациентки. Питер Ласдун посоветовал мне обратиться сюда.

Мужчина поправляет очки и морщится будто от боли.

– Эти данные конфиденциальны, – сообщает он.

Айрис нервно роется в сумочке.

– У меня где-то письмо… подтверждение, что я родственница.

Она запускает руку еще глубже, отодвигает в сторону кошелек, губную помаду, ключи, чеки. Где же письмо, которое пришло утром в магазин по факсу? Нащупав сложенный листок бумаги, она победно достает его из сумки и протягивает мужчине.

– Вот. Пожалуйста.

Мужчина долго изучает письмо и наконец переводит взгляд на Айрис.

– Какой период вас интересует? Вы знаете точную дату?

– Дело в том, что никто точно не помнит, – объясняет она. – Тридцатые или сороковые годы двадцатого века.

С долгим вздохом он слезает с высокого стула.

Подшивки документов большие и очень тяжелые. Корешки папок и верхний край страниц покрыты толстым слоем пыли. Айрис выбирает папку наугад, и жесткие желтоватые страницы раскрываются: май тысяча девятьсот сорок первого года. Женщину по имени Эми принимает в больницу доктор Уоллис. Муж Эми погиб на фронте. У нее подозревают послеродовую горячку. Эми привез родной брат. Он говорит, что Эми постоянно убирается в доме, без конца моет посуду и полы. О ребенке ничего не сказано. Что же с ним стало? Выжил ли он? Заботился ли о нем брат Эми? Или его жена? Была ли у брата жена? Вышла ли Эми на свободу?

Айрис листает страницы. Какая-то женщина думала, что телеграфные сообщения несут смерть. Девушка ушла ночью из дома. Леди Икс постоянно нападала на слугу. Жена рыбака из Кокензи вела себя непристойно. Младшая дочь сбежала в Ирландию с помощником юриста. Дочитав историю Джейн, которая подолгу гуляла в одиночестве и отказывалась выходить замуж, Айрис чихает – раз, другой, третий.

Она шмыгает носом и шарит в карманах в поисках бумажных салфеток. В архиве царит странная тишина, особенно заметная после громких звуков. Кроме нее здесь только мужчина за конторкой регистрации и еще один, напряженно вглядывающийся в экран с микрофильмом. Как странно… все эти женщины, о которых она читает, когда-то входили в это здание, провели под этой крышей дни, недели или месяцы. Айрис выворачивает карманы и вдруг понимает, что, возможно, некоторые из пациенток здесь до сих пор, как Эсме. Быть может, Джейн, так любившая долгие прогулки, томится неподалеку? Или младшая дочь, сбежавшая с любовником?

Салфеток, конечно, нет. Она окидывает взглядом стопку записей о приеме пациенток. Наверное, пора возвращаться в магазин. На поиски истории Эсме могут потребоваться часы. Недели. Питер Ласдун сказал ей по телефону, что «установить точную дату поступления пациентки не удалось». Пожалуй, стоит поговорить с ним еще раз. Должны же они что-то выяснить. Надо узнать дату и возобновить поиски.

И все же Айрис возвращается к истории Джейн и ее долгим прогулкам. Проглядывает записи за тысяча девятьсот сорок первый, тысяча девятьсот сороковой, тысяча девятьсот тридцать девятый, тысяча девятьсот тридцать восьмой. Вторая мировая война начинается и постепенно превращается лишь в вероятность, о которой размышляют люди. Мужчины еще дома, Гитлер – лишь имя в газетах, бомбежек, наступлений и концентрационных лагерей нет и в помине, за зимой следует осень, потом лето, потом весна. Апрель сменяется мартом, наступает февраль, а Айрис читает о ссорах, о невыглаженной одежде, о спорах с соседями, об истериках, о грязной посуде, об отказе от супружеских обязанностей или о слишком страстном их желании, о недостаточном или неправильном исполнении супружеского долга, о поиске удовольствий на стороне. О мужьях, доведенных до ручки, о родителях, не способных понять женщин, в которых превращаются их дочери, об отцах, которые снова и снова настаивают, что «она была такой милой крошкой». О дочерях, которые не желают слушать. О женах, которые однажды собирают чемодан и уходят из дома, а их выслеживают и возвращают.

И когда Айрис видит имя «Юфимия Леннокс», она чуть было не переворачивает страницу, потому что за долгие часы, проведенные за чтением, она совершенно забыла, ради чего все это затеяла. Она осторожно, подушечками пальцев, разглаживает старый листок с отчетом о приеме пациентки.

«Шестнадцати лет» – бросается ей в глаза. Затем: «Не желает стричь длинные волосы». Айрис читает документ от первого до последнего слова, затем возвращается к началу и перечитывает. В самом конце написано: «Родители сообщают: в платье матери танцевала перед зеркалом».