скажешь, — говорю я, поджав губы. — Но я не думаю, что хозяин будет очень рад, когда поймет, что я совершила налет на шкаф его жены — нет, пусть будет любовницы.

Лео машет рукой в воздухе, как будто это не имеет значения.

— Носи, что хочешь. Я заменю его, когда все будет сказано и сделано.

Когда все будет сказано и сделано. Что это вообще значит?

Мне хотелось бы верить, что все это быстро уладится, и моя жизнь вернется в прежнее русло — к Парижу, к работе, к… ну, наверное, к этому. Если быть честной, большинство моих друзей — коллеги по работе, и, если не считать того, что я нахожу время для нескольких неудачных свиданий, моя жизнь довольно скучна, даже если я нахожусь в одном из самых интересных городов мира.

Черт. Что напомнило мне.

— Мой босс! Она с ума сойдет, если я не появлюсь на работе.

Лео встает во весь рост рядом со мной. Я редко чувствую себя карликом, но он умудряется заставить меня чувствовать себя маленькой, даже ничтожной. Раньше мне это нравилось. Теперь — не очень. Он небрежно сверяет время на своих часах.

— Уже позаботился. Ты написала ей сегодня утром, что у тебя в Нью-Йорке чрезвычайное семейное происшествие и ты берешь отпуск. Паулина очень волновалась; она передавала тебе привет. Милая женщина, — добавляет он.

Я горько усмехаюсь, не удивляясь, но все равно раздражаясь.

— Ты взломал мою почту.

Он пожимает плечами, ничуть не извиняясь.

— Это нужно было сделать. Нам не нужно было, чтобы твоя начальница вызвала полицию, когда ты не явилась на работу.

— Хм, давай подсчитаем твои федеральные правонарушения за последние двадцать четыре часа, хорошо? Самозванство, похищение, несанкционированный доступ к электронной почте, кража яхты в особо крупных размерах… мне продолжать?

Он скрещивает руки перед грудью, отчего его бицепсы соблазнительно вздуваются.

— Вообще-то, у меня есть что добавить к твоему списку. Мы будем действовать под чужими именами. Тебя зовут Элисон Хендерсон, а меня — Леонардо Уокер. Мы живем в Нью-Йорке. Я — чувак с Уолл-стрит.

Я разразилась хохотом.

— Да кто же поверит, что ты работаешь на Уолл-стрит? — Его мускулистое телосложение и множество татуировок больше напоминают рок-звезду, чем биржевого маклера, но если он думает, что сможет продать эту историю для прикрытия, я не стану его останавливать.

— И почему только у тебя есть работа? А как же я?

Его лицо расплывается в лукавой улыбке.

— Хорошая мысль. Хм, давай подумаем об этом. — Он показывает подбородком на мое бикини. — Стриптизерша?

На моих губах появляется небольшая ухмылка, и я кладу руку на бедро.

— Почему бы и нет? Где-то на этой плавучей тюрьме должен быть шест. Я с удовольствием устрою шоу… для кого угодно, только не для тебя.

Весь юмор исчезает из выражения лица Лео.

— Не получится. На этом судне ты моя. Я единственный, для кого ты будешь устраивать шоу. Так что если ты хочешь станцевать для меня, то, конечно, танцуй. Нет ничего более приятного для меня. — Я раздраженно наморщила лоб. Как будто я должна танцевать для него. Как будто он имеет право голоса в том, что я делаю со своим телом. Только то, что он отверг эту идею, заставляет меня хотеть ходить здесь в обнаженном виде.

— Кстати, если мы должны быть помолвлены, где мое кольцо?

— О, скоро мы этим займемся. — Он подхватывает меня под подбородок жестом, от которого у меня сводит зубы, и уходит вперед.

Когда мы поднимаемся по лестнице, я замечаю, что он тоже изменился. Теперь на нем не стандартные рваные джинсы и приталенная белая рубашка, а шорты-чинос и льняная рубашка на пуговицах бледно-розового цвета. Этот ансамбль так не похож на Лео — я никогда не видела, чтобы он носил что-то отдаленно напоминающее шорты, и уж точно не шорты, которые на два размера ему малы.

Теперь, когда я обратила внимание на то, как ткань обтягивает его изящную попку, я не могу этого не заметить.

— Похоже, я не единственная, кому пришлось заглянуть в чужой гардероб, — пробормотала я.

— Ты заценила мою задницу, Аля-Кэт?

Попалась.

— Лучше бы я ела червей, — с притворным сладострастием говорю я, когда мы входим на мостик яхты. — Просто трудно не заметить, как ты влез в пару шорт. Я думала, у тебя аллергия на стильные вещи.

— Как и ты, я пришел не совсем подготовленным. — Он пристально смотрит на меня, его глаза пылают, а затем он придвигается ближе и шепчет мне на ухо: — А я думал, у тебя аллергия на бикини со стрингами. — Шершавые подушечки его пальцев касаются моей спины, и по позвоночнику пробегает теплое покалывание. Это происходит так быстро, так легко, что я даже не уверена, что это произошло. Прежде чем я успеваю повернуться к нему, он проносится мимо меня, его шлепанцы — шлепанцы! — слегка постукивают по полированному тиковому полу.

Я сдвигаю солнцезащитные очки на лоб, рассматривая окружающую обстановку. Мостик, командный центр яхты, просторный и современный, с огромными окнами, открывающими панорамный вид на солнце и море.

Когда мы входим на мостик, наготове стоит шеренга вышколенных членов экипажа. Серебристый мужчина выходит вперед и представляется со скандинавской интонацией.

— Мисс Хендерсон, я капитан Карл Хансен. Приятно познакомиться. — Он протягивает свою мозолистую руку, весь серьезный и властный. — Я и моя команда к вашим услугам.

— Спасибо, — говорю я. — И, пожалуйста, зовите меня Элисон. — Это имя звучит странно из моих уст, но я понимаю, почему мы должны держать наши личности в секрете.

— Конечно. Сначала позвольте представить вам нашего главного стюарда.

Жизнерадостная женщина, на вид лет тридцати, выходит вперед, чтобы пожать нам руки. У нее теплая смуглая кожа и приветливая улыбка.

— Bonjour, меня зовут Женевьева, — говорит она с французским акцентом в голосе. — Я отвечаю за то, чтобы еда и обслуживание соответствовали вашим ожиданиям. Любые кулинарные или иные предпочтения, пожалуйста, сообщите мне.

На кончике моего языка вертится мысль сказать ей, что нам не нужно ничего особенного, поскольку мы не задержимся здесь надолго, но тут вмешивается Лео, непринужденно обнимая меня.

— Наверное, стоит упомянуть, что Элисон обожает по утрам зеленый коктейль. Шпинат, ростки пшеницы, брокколи — все, что у вас есть, добавляйте. О, и сырое яйцо тоже. — Его глаза блестят. — Для белка.

Моя улыбка становится хрупкой. Я презираю смузи, они похожи на детское питание, и Лео знает, что я чувствую. Он также прикасается ко мне, от чего я его строго-настрого предостерегла. Что ж, двое могут играть в эту игру. Я