Слушая, как сильно колотится его сердце — колотится для нее, — Изабелла преисполнилась радости вдобавок к физическому наслаждению, нараставшему у нее внутри.

Слова любви, которые она держала в себе уже много лет, рвались наружу.

— О, Джеймс, я люблю тебя. Я так тебя люблю!

Он застыл и резко отстранился от нее, затем, пошатываясь, отступил на несколько шагов. Он смотрел на нее так, словно она против воли околдовала его, но ему наконец-то удалось освободиться от ее чар.

— Черт! — Он разразился потоком непристойностей, таких цветистых и анатомически неосуществимых, которые даже бывалого моряка заставили бы покраснеть. Иззи хотелось зааплодировать и запомнить несколько фраз, чтобы шокировать Генри.

Только не сейчас.

Не сейчас, когда ее сердце разбито.

Девушка с трудом сдерживала рыдания. Слова, которые сорвались с ее губ в пылу страсти, теперь заставили ее похолодеть. Он не любит ее.

Но она все еще страдала по нему, ее неудержимо влекло к нему — и телом, и сердцем, и душой.

Что он должен был подумать о ней, позволившей ему такие вольности? Как же глупа она была, полагая, что стоит ему ее увидеть, и он сразу же в нее влюбится!..

— Я уже давно говорил тебе, что не способен любить. Умная женщина прислушалась бы к этим словам. — Голос его звучал сурово и отстраненно.

Она могла бы подумать, что он остался совершенно равнодушным, если бы не его руки, сжатые в кулаки.

— Я ничего не могу поделать со своими чувствами. Я люблю тебя с самого детства. — Она с трудом сдерживала рыдания.

— Ну что ж, — холодно произнес Джеймс, — сегодняшний вечер поможет тебе повзрослеть.

Изабелла не выдержала и зарыдала.

Джеймс вздрогнул, обернулся, и она почувствовала на себе его взгляд. Лиф ее все еще был спущен до талии.

— Проклятие! Прикройся! — хрипло рявкнул Джеймс и снова отвернулся.

Девушка испуганно вскрикнула и принялась поправлять платье. Когда она поняла, что ей не удастся самой застегнуть пуговицы и придется просить Джеймса о помощи, Изабелла готова была заколоться ножом для вскрытия писем прямо здесь, на письменном столе, и разом покончить со всем этим. К счастью для обюссонского ковра, застилавшего пол, ее склонность к мелодраме не распространялась так далеко.

— Ты нужен мне, — тихо произнесла Иззи. — Ты нужен мне, чтобы застегнуть платье.

Джеймс не пошевелился. Иззи сердито посмотрела на него. Да что это с ним? Она попросила его помочь ей одеться — самое меньшее, что он мог для нее сделать, — а он продолжает стоять как вкопанный. Ему следовало бы упасть на колени и целовать землю под ее ногами за то, что она не потребовала, чтобы он женился на ней. Многие браки состоялись из-за меньшей неосмотрительности, чем та, которую она только что допустила.

Нет, которую они только что допустили. Ведь именно он расстегнул это проклятое платье и теперь, дьявол его возьми, просто обязан помочь ей привести его в порядок! И как же чертовски приятно ругаться, даже всего лишь и мыслях! Желание плакать у Иззи пропало. К ней вернулась уверенность, и ее буквально трясло от ярости.

Изабелла топнула ногой. На этот раз Джеймс стремительно подошел к девушке, схватил ее за плечи и повернул кругом. Грубо стянув края платья вместе, он принялся застегивать пуговицы, затем завязал пояс.

Изабелла ощущала всем телом, вплоть до кончиков пальцев ног, присутствие за спиной этого огромного разгневанного мужчины. Его тело заметно дрожало от напряжения, и она слышала его шумное учащенное дыхание, жар которого согревал ей шею. Девушку охватила дрожь. Она желала его, несмотря ни на что, против своей воли. Ее несказанно возбуждал этот первобытный дикарь, скрывавшийся — она это отчетливо чувствовала — под внешним лоском цивилизованности.

К несчастью, больше мне не к кому обратиться. Поэтому, мой дорогой, самый разумный и самый любящий старший брат, я надеюсь, что ты ответишь на мой вопрос и рассеешь мои сомнения. Может ли ссора и последующий обмен цветами наградить женщину ребенком? Каждый раз, как наши родители ссорятся, мама получает огромный букет, и дело кончается тем, что спустя девять месяцев в нашей семье появляется еще один младенец. Это простое совпадение? Вчера я поругалась с сыном священника, а сегодня он извинился и принес мне немного полевых цветов. Я теперь падшая?

Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, десяти лет.

Письмо к брату Генри Уэстону с вопросом о том, к чему приводит определенная последовательность событий.

Октябрь 1788 г.

— Ты нужен мне…

Джеймс испытал сильнейшее потрясение, услышав эти слова из ее уст. Противоречивые чувства сталкивались и боролись в его душе, сражаясь за превосходство.

Гнев, конечно же, на нее, за то что она вообще его целовала, но главным образом на себя.

Отчаяние и боль от неудовлетворенного желания.

Ужас и чувство вины, потому что, прости его, Боже, он едва не овладел Изабеллой — практически еще ребенком, и не просто ребенком, а той, которую его честь обязывала любить и защищать как сестру, — прямо здесь, на письменном столе в библиотеке.

Ненависть к себе, потому что, если быть честным перед самим собой, он все еще хотел этого.

И крайнее возбуждение, и надежда, и что-то еще, чему он не находил названия, но от чего болезненно сжалось его сердце, взволнованное ее признанием, что она нуждается в нем.

— Ты нужен мне, чтобы застегнуть платье.

Джеймс пристально посмотрел на нее. «Ты нужен мне, чтобы застегнуть платье». Вовсе не «ты мне нужен».

Досада и разочарование захлестнули его. И это было чертовски смешно, потому что ему, черт бы его побрал, следовало бы упасть на колени и возблагодарить Господа — ведь это было все, что она потребовала от него. Но Джеймса почему-то охватила ярость. Изабелла топнула изящной маленькой ножкой, и внутри у Джеймса как будто что-то щелкнуло.

Он грубо схватил Иззи за плечи, резко повернул кругом и начал застегивать ей платье, уничтожая с каждым исчезающим из виду дюймом ее тела всякие следы собственных неправедных деяний. Когда верхняя пуговица скользнула в шелковую петлю, его рука коснулась нежной кожи на шее девушки. Джеймс почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу. И вдруг он снова принялся расстегивать ей платье.

Руки, которые несколько мгновений назад жаждали придушить ее, вдруг смягчились. И он, словно околдованный, как бы со стороны наблюдал, как его пальцы ласкают нежную, как лепестки розы, кожу. Как будто разум его внезапно полностью утратил контроль над его телом. Нельзя сказать, что это его удивило. Его поведением с Изабеллой руководила совершенно другая часть тела.

Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как Изабелла с легким вздохом обернулась к нему и прильнула щекой к его груди. Джеймс обнял ее, крепко прижал к себе и неожиданно осознал, что он делает.