Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современные авторы исторических (точнее – псевдоисторических) романов, а также сценаристы любят эксплуатировать тему любвеобильности У Цзэтян, выставляя ее этакой китайской Мессалиной[81]. Но надо понимать, что Китай, тем более Древний Китай, кардинально отличается от Древнего Рима. Для китайцев приличия имеют крайне важное значение, и даже правящая императрица не рискнет их нарушать. Одно дело – сесть на престол, не имея на это права, и совсем другое – выставлять напоказ свою интимную жизнь. Да, у любвеобильной У Цзэтян были фавориты, которых она одаривала своей благосклонностью, и эти фавориты пользовались определенным влиянием при дворе, но внешне всё обставлялось в рамках приличий, без оргий в древнеримском стиле[82].
Одним из фаворитов императрицы был буддийский монах Сюэ Хуайи. От рождения он звался Фэн Сяобао и зарабатывал на жизнь продажей лекарств на улицах Лояна. Для того чтобы Фэн мог беспрепятственно проходить во дворец, императрица заставила его постричься в монахи, а заодно и повысила его положение, включив в род Сюэ Шао мужа своей дочери гунчжу Тайпин. Фэн стал считаться дядей Сюэ Шао, который приходился внуком императору Тай-цзуну, – матерью Шао была гунчжу Чэнъян, любимая дочь императора (так безродный торговец был причислен к высшей знати империи).
Влияние Фэна, после пострига принявшего имя Хуайи, было настолько большим, что перед ним заискивали даже племянники императрицы У Чэнси и У Сэнси. Хуайи отличался невоздержанным характером; впрочем, возможно, что таким его сделала вседозволенность. Он мог без стеснения избить неугодного ему сановника или затоптать насмерть человека, не успевшего уступить дорогу его коню. Монахи, составлявшие личную охрану Хуайи, на деле были отъявленными головорезами, не соблюдавшими пяти буддийских правил[83]. О доверии, которое испытывала к Хуайи императрица, можно судить по важности даваемых ему поручений: руководство строительством монументального церемонального павильона Минтан в Лояне или командование армиями, направляемыми против вторгнувшихся кочевников.
Причиной гибели Хуайи послужила его самонадеянность – он возомнил себя равным императрице, счел себя вправе предъявлять ей претензии и даже пытался ее запугать. Когда в 694 году у императрицы появился новый фаворит, придворный врач Шэнь Наньцю, Хуайи со злости сжег Минтан и Небесный зал, а когда поджог дворца сошел ему с рук, окончательно распоясался и продолжал вести себя вызывающе. Дело кончилось тем, что по приказу императрицы его забили насмерть.
В 697 году фаворитами императрицы стали братья Чжан Ицжи и Чжан Чанцзун. Оба были чиновниками. Сначала императрица обратила внимание на Чанцзуна и осталась довольна. Чанцзун рассказал, что его брат более искусен в любовных делах, и императрица сделала Ицжи своим вторым фаворитом. Братья Чжан заменили императрице братьев У, став ее доверенными лицами. В старости чувства императрицы начали преобладать над разумом, и Чжаны стали при ее дворе тем же, чем была она сама при императоре Гао-цзуне, – реальными правителями государства.
В начале 705 года, когда восьмидесятилетняя императрица в очередной раз тяжело заболела, придворные составили заговор с целью возвращения престола императору Чжун-цзуну. Во главе заговора встал чэнсян Чжан Цзяньчжи. Заговорщики убили братьев Чжан и вынудили императрицу передать власть сыну. 23 февраля император Чжун-цзун повторно взошел на престол. Так было восстановлено правление династии Тан. Императрица, получившая титул Совершенномудрой императрицы-регентши Цзэтянь, была отправлена в пригородный дворец Шанъян, где содержалась под стражей до своей кончины, наступившей 16 декабря 705 года. Похоронили ее в мавзолее Цяньлин[84] рядом с Гао-цзуном.
У Цзэтянь – одна из наиболее противоречивых личностей в китайской истории. Жестокость, несправедливость и готовность идти на любые злодеяния ради достижения собственной выгоды сочетались в этой женщине с мудростью, дальновидностью и решительностью, то есть с теми качествами, которые необходимы каждому правителю (но далеко не у каждого правителя они имеются). Когда историки пишут о том, что «император Гао-цзун во многом уступал своему великому отцу, но тем не менее продолжил намеченный им курс по укреплению империи», то они пишут не полную правду – Гао-цзун действительно был всего лишь бледной тенью своего отца, но курс, намеченный Тай-цзуном, продолжила императрица У. Образно говоря, если основатель династии Тан Гао-цзу заложил фундамент империи, а император Тай-цзун построил на этом фундаменте крепкое здание, то императрица У укрепила крышу и произвела внутреннюю отделку. Все, что ей не нравилось, она перекраивала на свой лад, и, надо признать, делала это весьма успешно. Многие гениальные стратеги грешат тем, что не уделяют должного внимания мелочам, а ведь большое складывается из мелкого. У Цзэтянь же вникала в каждую деталь, и взгляд ее был таким же цепким, что и ум. Чего стоила одна только реформа имперской экзаменационной системы, которая увеличила приток на государственную службу одаренных людей незнатного происхождения.
У Цзэтянь хорошо понимала, что основу империи составляют не аристократы, а земледельцы, и проявляла заботу о них – следила за тем, чтобы земля распределялась справедливо, оказывала помощь при неурожаях и стихийных бедствиях, сурово наказывала зарвавшихся чиновников. Правда, историки нередко пытаются объяснить всё хорошее, что было сделано в правление У Цзетянь, стараниями ее сановников, и в первую очередь чэнсяна Ди Жэньцзе, ставшего прототипом легендарного Судьи Ди[85] («Помогите мне найти способных людей для того, чтобы управлять страной», – сказала Ди императрица). Но надо понимать, что при столь властной правительнице, какой была У Цзэтянь, ни один сановник не решился бы, а если бы и решился, то не смог проводить политику, идущую вразрез с желаниями императрицы.
Ничто так сильно не укрепляет авторитет правителя, как расширение границ империи. Заслугами У Цзэтянь стали покорение Когурё и завоевания в Тибете, а также успешное противостояние северным кочевникам. К военным успехам добавились дипломатические, наиболее важным из которых было установление отношений с Арабским халифатом, проводившим активную завоевательную политику в Передней и Средней Азии.
Жестокость жестокости рознь. У Цзэтянь была жестоким правителем (это не оспорить), но ее жестокость отличалась от жестокости суйского Ян-ди, который пытался подчинить всю империю своим желаниям и устрашал подданных наказаниями, значительно превышающими вину. У Цзэтянь расправлялась только с теми, кто представлял для нее непосредственную угрозу (или же выглядел таковым), но не более того. Она не разоряла подданых в угоду своим амбициям, не обращала обрабатываемые земли в