Трое служителей Христа возвращались в храм уже глухой ночью, сопровождаемые парой королевских стражников, факелами освещавших дорогу святым отцам. Ведомый послушником, Ирландец поймал себя на ощущении чего-то важного, почерпнутого из недавно услышанного разговора, впечатлении оставленном его звуками и запахами. С этим острым и тревожным запахом Альбан сегодня уже встречался. И Ирландец даже вспомнил когда и где — во время службы в церкви. Альбан хотел обратиться к епископу с вопросом, но тот напряжённо молчал, и Альбан оставил свою попытку обсуждения на потом. Но Ирландец не знал, что напряжённая молчаливость и видимая замкнутость епископа Николаса, связана с тем, что на его родном языке значилось, как некое "déjà vu" — он не мог вспомнить сразу, что показалось ему знакомым или навязчимым воспоминанием из прошлого: Ронский это когда-то или где-то неприменно видел, но так и не смог вспомнить, что, когда и где именно. И эта немощь выражалась подавленностью настроя епископа Нидаросского.

В голове послушника Огге тоже вертелись вопрошающие мысли, но высказывать их вслух тот себе не позволил, боялся показаться неучем или глупцом перед иноземцами — всё равно не поймут. Однако, являясь урождённым норвежцем, ещё раз остановил себя на каверзных мыслях: "Почему начальник королевских хускарлов не имеет светского ранга? Почему Квиг имеет лишь прозвище — он что безродный или у него никогда не было отца? А само его имя Квиг на норвежском означало вечно задиристого и драчливого бычка, и это совсем не вязалось с внешностью и повадками королевского помощника. Странно, что Гамли Лейвссон обращается к норвежскому королю "мой король", как франк или британец, или… датчанин, извечный враг норвежской короны, считавший Новегию своим уделом. Он что вражеский шпион?".

Глава 6

6. Король Олав и королева Тира Датская. Норвегия и Дания. Как-то внезапно подобрался конец северного лета. Но солнце всё ещё оставалось в силе. Вольготно возлежа на перине из пушистых белых облаков, оно лучилось довольной улыбкой, благосклонно озаряя ею долину, со всех сторон окружённую невысокими горами и стеной леса у их подножия. А с высоты этих гор можно было видеть, ослеплённый поздним летним солнцем Нидарос, как на ладони — от самого центра до окраин: деревянную церковь Христа, примыкающую своими воротами к небольшой площади; торговые ряды, полные торговцев и покупателей, вперемешку с праздношатающимися обывателями; массивную крышу королевского дворца; узкие улочки, разбегающиеся в разные стороны от торговых рядов; полторы дюжины добротных деревянных домов знатных жителей столицы, располагающихся вдоль городских улочек, и делающих их ещё уже; невысокую, но основательную и надёжную городскую стену; ряды низких и серых домов крестьян, ремесленников, рыбаков, лодочников и скотоводов; и, наконец, устье величественной Нидельвы, а за ним — край северного моря.

В этот час центр Нидароса казался особенно многолюдным, полным многоцветия одежд его обитателей и гостей, многоголос — голоса людской массы причудливо сочетались со звуками, издаваемыми многочисленными животными, и вторили им. И вот в воротах королевского дворца появилась группа богато одетых людей, сопровождаемая тремя священнослужителями и полусотней воинов королевской охраны. Достигнув края торговых рядов, процессия остановилась, а из-за спин дружинников выпорхнула горстка голосистых слуг, которая быстро достигнув людских рядов, провозгласила клич, многократно повторённый эхом:

— Жители Нидароса! Горожане и гости, торговцы и покупатели, простые и знатные! Король Олав желает говорить со своим народом! Внемлите государю!

Ропот удивления пробежал по людским рядам, но вскоре стих, а сами люди пододвинулись почти вплотную к охране, окружившей королевскую свиту. Теперь король Олав, его молодая супруга — Тира Датская и их окружение были хорошо видны всем, пришедшим на зов глашатаев. Воронья Кость выделялся среди придворных, державшихся вокруг него неплотным кольцом, отсутствием дорогого наряда — он снова надел простой тёмно-синий плащ без украшений и драгоценного шитья, а на голове красовалась чёрная широкополая ромейская шляпа, полностью затеняющая лицо.

Королева же, напротив, привлекала внимание дорогим платьем с искусным золотым шитьём и обилием разнообразных драгоценностей, отягощающих её шею, голову, кисти рук, а все пальцы были унизаны кольцами и перстнями. Казалось ей тяжело дышать от груза парадного платья и драгоценностей, но она мужественно выносила этот своеобразный показ богатства и власти своего мужа — короля. Первые же ряды собравшегося люда смогли бы рассмотреть в ней не венценосную особу, а высокую, стройную молодую женщину, которая не была слишком красивой, но это женское лицо обладало изрядной приятностью, ласкавшей взор, а волнение придавало всему облику королевы некоторую неповторимую прелесть. Худые щечки Тиры горели румянцем, большие выразительные глаза блестели, выдавая внутреннее смятение. И немногие, пристально всмотревшиеся в них, смогли бы увидеть кипучую ярость и неистово бурлящую ненависть, таящуюся в самой глубине зрачков женщины в королевском облачении. Вот, что значит быть особой королевских кровей.

В лице Тиры Господь наделил Олава Трюггвасона четвёртой супругой, а может и не Господь вовсе. Первая — Гейра Вендская, дочь короля Бурислава отличалась неженским умом и прозорливостью, во всём помогая мужу и поддерживая его влияние на подвластных землях. Вторая — Гюда Ирландская, сестра дублинского короля Олава III Кварана, дала Трюггвасону возможность прижиться на чужбине, а её родня обеспечила норвежцу возможность обогатиться, обогащаясь сама. Обе они сделали Олава королевски состоятельным, ещё до того, как тот сам стал королём Норвегии. Третью свою жену — язычницу по имени Гудрун Скеггидоттер, дочь знатного бонда Железного Скегги Олав старался не вспоминать. Этот брак был заключён по требованию родичей Железного Скегги, убитого за нежелание принять христианство. Совместная жизнь с Гудрун длилась уж очень коротко — в первую же брачную ночь она попыталась убить Олава, тем самым отомстить за отца. Но Трюггвасон сумел предотвратить нападение. После этого Гудрун покинула Олава и никогда более с ним не жила. Тира нужна была Трюггвасону не для души или потомства — для него она должна была стать щитом от Дании, вряд ли брат станет разорять земли сестры, вряд ли он станет вмешиваться в дела её мужа, а тем более, воевать с ним.

Сама Тира являлась дочерью датского короля Харальда Гормссона и, таким образом, приходилась сестрой датскому королю Свену Вилобородому. Первым браком она сочеталась со шведским принцем и претендентом на трон Стирбьёрном Сильным, сыном короля Олова Бьёрнссона. Однако Стирбьёрн погиб в битве при Фирисвеллире близ Уппсалы, сражаясь со своим дядей, королем Эриком Победоносным,