вспылит, как со мной при моих обвинениях, и потребует Варю сменить тон, но этого не происходит.

— Да, Варь. Выходит, что так.

Я ежусь от голоса Романа. Тихий, безжизненный и честный.

— Я никогда тебя не прощу, — продолжает шипеть Варя угрозы отцу. — Никогда. Я не Алина.

— Но это не значит того, что я исчезну из твоей жизни, Варя, — отвечает Роман. — И я не за тем буду искать с тобой встреч, чтобы ты меня простила.

— А зачем тогда?

— За тем, что ты знала, что ты моя дочь. Что ты всегда будешь моей дочерью.

Молчание. И Вытираю слезы дрожащей ладонью.

Я знаю, что он добьется того, что Варя подпустит его ближе. Она его любит, и ее жизнь без отца будет блеклой для нее.

Конечно, он поступает сейчас правильно, что пытается донести до Вари, что всегда будет ее ждать и любить, но как же это усложняет жизнь мне.

Честное слово, лучше был бы пропащим алкоголиком, который однажды свалил бы на попойку и не вернулся.

— Почему? — голос Вари вздрагивает слезами. — Почему, папа?

Ко мне на носочках крадется Алинка. Держит в руках миску, обмотанную полотенцем. Подходит и молча протягивает миску с лапшой.

Я ее безропотно принимаю. Вытаскивает из кармана вилку и также без слов вручает мне. Слабо улыбается, пытаясь, наверное, приободрить.

Разворачивается и уходит.

Я ничего не смогу сделать, чтобы Алинка осталась со мной. Чтобы она выбрала меня и не ездила выбирать новое гнездышко с папой.

Я чувствую свое бессилие.

Самое мерзкое и отвратительное чувство.

Лучше обижаться, злиться, ненавидеть, но не осознавать женское бессилие, которое требует лишь смирение с ситуацией.

— Почему? — тихо, но твердо повторяет Варя. — Почему ты изменял маме?

Я хочу видеть сейчас лицо Романа, но остается только фантазировать. Могу предположить, что у него опять надулась венка на виске и что играют желваки на щеках, а темный взгляд устремлен перед собой.

Вряд ли он усмехается Варе. Он ведь не хочет потерять дочерей, и ему надо быть аккуратным в проявлении эмоций и в словах.

— Я скажу лишь то, что в этом нет ни твоей вины, ни Алины, — отвечает Роман.

Он бы в любом случае не смог ответить честно на вопрос Вари, потому что ему бы пришлось поделиться грязью, которая бы отпечаталась в душе дочери.

Мужская измена — она о грязи, и тринадцатилетней девочке не надо знать того, что папа мог искать на стороне каких-либо извращений или экспериментов с другой женщиной.

— Ты разлюбил маму, да? Поэтому?

— Я ее люблю, Варь, — мне приходится напрячься, чтобы разобрать ответ Романа. — Но… Видимо, как-то не так, как любил раньше.

— Я не понимаю, пап.

— Я тоже, Варя, — вздыхает Роман.

Молчание. Оно затягивается на несколько минут, и затем следует шепот Вари:

— Уходи. Хочу побыть одна.

И нет уже ненависти в голосе.

— Я тебя понял, милая. Я всегда на связи, слышишь? Всегда приеду, всегда жду, всегда люблю.

Глава 17. Ты и так задержался

Я не подрываюсь с места, не вскакиваю и не бегу. Пусть Рома знает, что я подслушивала. И мне не стыдно.

Да, я хочу быть в курсе, о чем он ведет речи с Варей. Это мое материнское право.

Щёлкает замок, едва слышно скрипят дверные петли, и поднимаю взгляд на Романа, который выходит из комнаты Вари.

Секунда, и на его бледном лице вновь маска безразличия, но я все же успеваю заметить кривую гримасу боли.

Если он останется у Вари во врагах, то эта ненависть будет поджирать его душу сожалением. Но только перед дочерьми.

Я в его измене занимаю одну позицию, а дочери — другую. Он принял, что я стану для него чужой, а вот с дочерьми его связывает еще и кровь.

Смотрит на меня, разворачивается и шагает по коридору прочь. А я в шоке наматываю лапшу на вилку, глядя в его прямую спину.

Он исчезает из вида, а я отправляю вилку с лапшой в рот.

Остро. Почему моя младшенькя так любит эту отраву? Другие дети упрашивают конеты купить, а наша тащится по лапше, которая заваривается кипятком.

Так остро, будто рот разъедает, но я отстраненно жую лапшу и глотаю. Выдыхаю. Я должна принять тот момент, что Роман и я действительно разводимся из-за его измен. И что у него будет ребенок. И что наша семья разрушена.

Больно, обидно и очень досадно, но я не могу себе позволить сейчас расклеиться. Мне нельзя.

Ни в коем случае.

Иначе все точно пойдет все по одному месту. Покатится в пропасть.

— Ты подслушивала? — из комнаты выглядывает Варя и хмурится. — Мам…

— Да, подслушивала, — честно отвечаю я и облизываю губы, которые огнем горят. — Я знаю, что это плохо.

— Да пофиг, — кривится и захлопывает дверь.

Стена под спиной дрожит.

Щелчок, и скрипят дверные петли. Тяжелый вздох Вари:

— Я случайно.

— Ладно, — наматываю новую порцию лапши на вилку. — Варь…

— Что?

— Я не буду против, если ты захочешь видеться с папой… Приезжать к нему с ночевками, — шмыгаю, потому что от остроты у меня и слезы уже текут, — я не буду обижаться. Не буду ругаться. Я знаю, что ты его любишь и скучаешь.

— Алинка предлагает по очереди у него жить, — Варька фыркает.

— И что ты думаешь?

Материнство - это про мудрость и про то, что детям мы должны давать возможность выбора и право на обдумывание своего личного решения, как быть в непростой ситуации.

Однажды Варя думала, какую куклу взять на выбор, а теперь должна понять свои чувства к отцу, ко мне и поразмышлять, чего она действительно хочет.

— Я не знаю, — раздраженно отвечает Варя. — Они меня оба бесят.

Перевожу на нее взгляд.

Ей бы было легче, если бы я взяла ее в союзники против отца, но в перспективе эта тактика аукнется для моей дочери сожалениями и, возможно, ненавистью ко всем мужчинам.

— Я с тобой буду, — насупленно фыркает и скрывается

— Хорошо, — киваю я и повышаю голос, чтобы она услышала меня за закрытой дверью, — но знай, ты всегда можешь