слепок — результат отражения не всей пространственной структуры отраженного предмета, а лишь той его части, которая соприкасалась с отражающей системой. Человеческое сознание не способно отразить всю структуру окружающего мира, отражение охватывает здесь лишь те моменты этой сложной структуры, которые включаются в деятельность.

Родственность понятий «информация» и «отражение» иногда доводится до их полного неразличения, что недопустимо как удвоение термина. Многие авторы придерживаются определения информации как «отраженного разнообразия» [см.: 195, с. 25]. Такое определение придает информации статус атрибута материи наряду с отражением. Отражение сопоставляется с процессом передачи информации, «информированием». Другие авторы употребляют понятие информации в более узком смысле — как такого отражения, «которое возникает, формируется на основе процессов управления и которое обслуживает эти процессы» [97, с. 40]. Информация здесь относится уже не ко всем системам, а лишь к системам кибернетического типа — управляемым и управляющим (самоуправляемым), сопоставляется с программой или «целью» действия (воздействия) кибернетической системы.

Информационная связь представляет собой, как мы полагаем, лишь определенную форму детерминирующего воздействия, но не само это воздействие. Информационной формой обладает не только причинность, но и непричинные типы детерминации. Если информация — определенная форма отражения (функциональная), то она не может играть одновременно роль момента содержания взаимодействия, которую выполняет причинность. Стремление представить информационную причинность как «нефизическую причинность» также является попыткой подменить формой детерминацнонного отношения его содержание.

Мы полагаем, что смешение информационного и причинного отношений в весьма уже распространенном ныне понятии «информационная причинность» связано с отождествлением обыденного и научно–философского понятия причинности. В обыденном мировоззрении царствует «панкаузализм», здесь все — причина: насморк у Наполеона — причина поражения его армии под Ватерлоо; плохое воспитание молодежи'—причина резкого увеличения числа разводов, наблюдающегося в последнее время; крик в горах — причина схода снежной лавины; и т. д. Здесь часто воспроизводится старая ошибка: «после этого, следовательно, по причине этого».

Причиной, порождающим началом всякого изменения и развития диалектический материализм признает противоречие — отношение единства и борьбы противоположностей. Это положение — всеобщий закон, действующий на всех уровнях организации материи, и объявлять причиной какого–либо процесса нечто иное, информационное воздействие например, означает отступить от этого закона. Информационная характеристика отвечает не на вопрос «почему?», а на вопрос «как?»; она описывает, отмечает А. М. Коршунов, именно форму функционирования [см.: 97, с. 39–40]. В противном случае следовало бы признать, например, причиной движения поезда загорание зеленого сигнала светофора или расписание движения.

Далее будет показано, к каким мировоззренческим следствиям ведет «панкаузализм». Однако уже анализ биологических взаимодействий убеждает в том, что объявление всех факторов эволюции ее причинами ведет к затруднению в выяснении процесса возникновения живого и источников направленности в его развитии.

Последняя проблема связана с вопросом о целеполагании, цели в биологических процессах. Поскольку, как нам представляется, разработка проблемы направленности эволюции находится пока на стадии накопления и предварительной обработки эмпирического материала, задачей философского анализа является уточнение методологии исследования и выверка мировоззренческих установок, ибо данная проблема имеет самую непосредственную связь с системой мировоззрения.

Рассмотрение проблемы направленности развития возвращает к вопросу о начале эволюции. Нельзя предположить ни абсолютную необходимость, ни абсолютную случайность появления жизни на Земле. Оба решения ведут к мистике. Думается, что это соображение следует распространить и на все ступени организации, достигнутые эволюцией, вплоть до разумной жизни. Диалектический взгляд на необходимость и случайность выступает здесь методологической предпосылкой исследования. Процесс эволюции не поддается чисто математической оценке. С позиций теории вероятностей развитие жизни «всего» за 3,5 миллиарда лет от простейших организмов до человека представляется цепью невероятных случайностей [см.: 213, 184–190]. Но предположение, что этот процесс строго направлен и необходим, придает эволюции мистически–фатальный характер, смыкается с телеологической концепцией.

В настоящее время наблюдаются попытки реанимировать идею «панспермии», выдвинутую шведским химиком С. Аррениусом на рубеже XIX и XX вв. Жизнь, с его точки зрения, не является результатом эволюции неживого, а была занесена на Землю в виде спор микроорганизмов. Один из авторов открытия строения ДНК, Ф. Крик, совместно с Л. Оргеллом развивает сегодня концепцию Аррениуса, предлагая гипотезу «направленной панспермии»: споры микроорганизмов не произвольно носятся по космосу, они были направлены на Землю весьма отдаленной суперцивилизацией много миллиардов лет тому назад [см.: 237, с. 12–34]. По мнению Крика, его гипотеза может объяснить одинаковость генетического кода у всех живых организмов на Земле [см.: 237, с. 150] и в то же время объяснить «чудо» возникновения живого, представляющегося совершенно невероятным событием из–за огромного числа требований, которые должны были быть удовлетворены, чтобы оно могло осуществиться [см.: 237, с. 88].

Однако подобная гипотеза не решает проблемы возникновения жизни, а лишь откладывает ее ссылкой на «далекий мир», где когда–то жизнь зародилась и достигла уровня «суперцивилизации». Вместе с тем Крик не становится на позиции неовитализма, считая мировоззренчески чрезвычайно важной идею развития живого из неживого, потому что она поддерживает в людях «чувство единства с природой в широком смысле» [237, с. 162].

Распространение термина «цель» на все более обширные области приводит, как справедливо отмечает И. Т. Фролов, к возрождению телеологии и финализма, приписыванию всей природе «целевых причин» [см.: 206, с. 144–153]. Мы присоединяемся к его предложению сохранить непосредственное использование термина «цель» для обозначения конечного результата человеческой деятельности [см.: 206, с. 152]. Речь идет не о споре о словах, а о необходимости избавиться от двусмысленной интерпретации содержания процессов. Термин «цель» используют подчас как «магическое» слово при объяснении направленности эволюции, при этом предполагается, что сам термин в экспликации не нуждается. Нам представляется, что неудовлетворенность многих современных попыток философского объяснения направленности развития проистекает из сведения всего качественного многообразия детерминаций развития к каузальности, что и приводит к умножению прилагательных причины: «информационная», «статистическая», «целевая» и т. п. Но использование этих прилагательных ничего не дает анализу сущности процесса. Если расширить интерпретацию цели до любого действия, направленного на достижение определенного результата (заложенного в изначальной системе взаимосвязей), то получится, что имеют цель и холодильник, и камень, падающий на землю.

Для природных явлений цель обычно постулируется тогда, когда не находится причинного объяснения (часто в силу сведения детерминизма к причинности). Телеономическое описание процесса не требуется, если есть его детерминистское описание. Целесообразность может быть эксплицирована как осознание детерминирующей связи и сознательное использование этой связи.

Даже включение цели в рамки человеческой идеальной деятельности не позволяет, на наш взгляд, интерпретировать ее как причину этой деятельности. Цель деятельности и причину деятельности следует различать, иначе возникает опасность идеалистической интерпретации самой деятельности. При этом не цель является причиной деятельности, но причина деятельности (некоторое противоречие в общественном бытии) определяет возникновение целевой установки. Причиной строительства жилища, например, является не