Прислонившись к стене и пытаясь успокоиться, прежде чем снова предстать перед отцом, под удаляющиеся шаги социального работника она заставила себя вспомнить слова судьи: «Люди тебя осудят… и я хочу сказать, что в произошедшем нет ни капли твоей вины». Но Антуанетта всегда чувствовала на себе клеймо грязного людского мнения, и сегодня слова судьи потеряли свою силу и уже не могли утешить ее. Она снова ощутила, что находится во власти мира взрослых, который опять предал ее, как и в те времена, когда преступление ее отца получило огласку.

Она вернулась в гостиную, гадая, какой эффект оказал приход социального работника на настроение отца. Он никак не отреагировал на непрошеного гостя и только протянул свою чашку, чтобы Антуанетта подлила ему чая.

— Не говори об этом матери. — сказал он. — У нее и так много забот.

Для большей убедительности отец грозно посмотрел на нее, после чего продолжил прихлебывать чай. Об этом визите больше никогда не вспоминали.

Воспоминания о прошлом отступили, и я вновь очутилась в гостиной дома своего отца. Я крепко зажмурила глаза, чтобы отвлечься от прошлого, оставшегося в другой жизни, но все еще чувствовала уныние, которое оставил после себя дух прежней Антуанетты.

Она, отчаянно мечтавшая о любви, никому не была нужна, и одного лишь этого факта было достаточно, чтобы жизнь стала казаться ей бесполезной. Уязвимые люди с недостаточной уверенностью в себе смотрят на все совершенно другими глазами.

В ее голове крутилась одна и та же мысль: «Если мои родители не любят меня, наверное, со мной что-то не так».

Когда Антуанетта смотрелась в зеркало, она всегда видела там не то, что было на самом деле. В своем отражении она находила лишь непривлекательные черты. Вместо жертвы видела виновни-

цу. Вместо очаровательной девушки казалась себе достойной лишь отказа.

Почему же она не протестовала? Почему не собрала вещи и не уехала? Лишь став взрослой, я поняла причину. Глубокое чувство горя так сильно истощает ум, что человек становится временно недееспособным. Неспособность ясно мыслить затрудняет принятие даже самых простых решений, не говоря уже о планировании ухода из дому. Антуанетта была парализована отчаянием.

Если бы только она могла уйти и больше никогда не видеть родителей. Но ей еще не было и восемнадцати. К тому же это происходило в эпоху, когда не было принято, чтобы подростки покидали родительский дом и снимали жилье. Она чувствовала себя в безопасности лишь в краткие моменты жизни и не осмеливалась вступать в конфликт с родителями, закованная свинцовыми кандалами страха. Но какой бы несчастной ни была ее жизнь дома, неизвестность пугала ее еще больше.

Антуанетта считала, что для того, чтобы казаться нормальной, она должна быть частью семьи. Ни одна из ее знакомых девушек не жила отдельно от родителей. К тому же в те годы она не только мечтала об общении со сверстниками на равных, но и лелеяла планы на будущее. Антуанетта надеялась, что, если ее отец выйдет на работу и станет вносить свой вклад в семейный бюджет, Рут не будет так сильно зависеть от ее доходов.

Антуанетта думала, что, если с ее плеч спадет этот груз ответственности, она сможет пойти на курсы секретарей. Проработав в Батлинзе весь летний сезон, она сумела бы набрать необходимую сумму, прибавив ее к уже имеющимся сбережениям. Этих денег хватило бы на целый год обучения в колледже, а после получения диплома она стала бы свободной и смогла бы уехать из дому навсегда.

Вспоминая прошлое, я отчетливо представляла все эти мысли и переживания о будущем.

Мои руки тряслись от желания вернуться в прошлое и постучать в окно своего дома. Мне хотелось защитить эту девочку и показать ей, куда могли бы привести ее спутанные мысли. Поток воспоминаний увлек меня, пронес сквозь двери, и я очутилась в своей прежней комнате. Словно и не было этих десятилетий за моими плечами. Я снова находилась рядом с девочкой-подростком, с которой у нас было одно прошлое.

Я смотрела в ее затравленные глаза. Она чувствовала, что ее любимый дом оказался ловушкой и что у нее нет выбора. И хотя нас разделяла пропасть из множества лет, мне очень хотелось, чтобы она услышала меня.

— Уезжай! — тихо умоляла я. — Послушай меня! Уезжай прямо сейчас! Пока мать на работе, собери свои вещи и уходи! Ты не знаешь, что случится с тобой, если ты останешься, но я-то знаю.

Отложи свое образование до лучших времен — ты еще успеешь, когда станешь старше. Если ты останешься, они разрушат твою психику, Антуанетта. Твоя мать никогда не станет защищать тебя. Поверь мне, будет только хуже.

Антуанетта наклонилась, чтобы почесать за ухом свою собаку. Она не слышала голос из будущего. До меня доносилось тиканье часов, безжалостно идущих вперед. К сожалению, время нельзя повернуть вспять, и, зная это, я заплакала от жалости к ней.

И снова пришли воспоминания. Я видела, как мать отправила Антуанетту встречать отца. Я чувствовала, как она борется, отчаянно цепляясь за свою индивидуальность. Она сопротивлялась полному подчинению своим родителям, и я снова слышала грубый голос отца, мгновенно пресекавший любые ее попытки.

Воспоминания о невинных танцах тех времен вызвали на моем лице грустную улыбку. С ностальгией моя память рисовала картины развивающейся молодежной культуры, неотделимо связанной с моим поколением, и я почувствовала печаль при мысли, как, будучи подростком, я пыталась создать нормальную жизнь.

Я снова ощутила ее одиночество.

Антуанетта создала новую личность и спряталась за ее спиной. Эта девочка любила тусовки и дискотеки, могла обмануть своих подруг, но не себя. Она жила в постоянном страхе, что ей начнут задавать вопросы о ее прошлом, ее семье. Если бы это случилось, она была уверена, ее обман раскрылся бы. Это были страхи, не свойственные нормальному подростку. Антуанетта стала выпивать, считая алкоголь своим другом, помогающим уменьшить страдания. А потом, когда он превратился в ее врага, она боролась, чтобы снизить его власть над ней.

Мое уныние сменилось приступом гнева на двух людей, которые лишили детства собственного ребенка. Я глубоко затянулась сигаретой, гневно стряхивая пепел в растущую в пепельнице горку окурков, и мне в голову пришла еще одна мысль.

Мой отец умер. Он уже не мог вернуться в этот дом. В столе я обнаружила его бумажник, в котором оставались деньги на непредвиденные расходы. Мне в голову неожиданно пришла идея, и на лице появилась улыбка. На что же мне потратить эти деньги? На что он больше всего ненавидел тратить деньги? Определенно, одной из таких вещей были рестораны. Я вспомнила, как моей матери хотелось сходить в какой-нибудь фешенебельный ресторан, и каждый раз отец презрительно фыркал и говорил, что это значит выбросить на ветер его кровные денежки, которые он зарабатывал тяжким трудом.

— Ну, сегодня он все же заплатит за обед! — воскликнула я и набрала мобильный номер своей подруги.

Она приехала в Ирландию, чтобы поддержать меня и помочь организовать мне похороны отца. Она остановилась в отеле неподалеку. Пока я звонила ей, мой ум лихорадочно искал другие кощунства, которые могли бы свести с ума моего отца и вызвать в нем приступ гнева. Женщина за рулем его ярко-красного блестящего автомобиля, припаркованного снаружи, точно взбесила бы отца. Прекрасно, так мы и сделаем, думала я с ликованием.