— Хорошо, папа, — прошептала она, пытаясь изобразить примирительный тон.

Антуанетта знала, что лучше не спорить и не доказывать, что танцы не заканчиваются в одиннадцать, и не протестовать, пытаясь объяснить, что ей еще нужно отстоять очередь, чтобы получить пальто и дойти до автобусной остановки. Она просто будет вынуждена уйти раньше и в одиночестве вернуться домой. Она пропустит остаток вечера, не пообщается с подругами, когда они, смеясь и обсуждая события прошедшего вечера, будут ловить последний автобус.

Отец отвернулся с самодовольной улыбкой на лице. Он уже насладился своей полной победой, и это начинало ему порядком надоедать.

Антуанетта знала, что он устанавливает свои правила не потому, что беспокоится о ней, а потому, что ему необходимо чувствовать ее полное повиновение. Мать, как и в годы детства Антуанетты, не вмешивалась. Она просто не обращала на происходящее никакого внимания.

Антуанетта увидела удовлетворение в глазах отца, когда он почувствовал, что ее радость от предстоящего вечера заметно поубавилась. Затем его улыбка угасла, и на лице появилось выражение досады. Джо получил бы гораздо большее удовольствие, если бы Антуанетта начала протестовать и он смог бы запретить ей выходить из комнаты.

Однажды Антуанетта уже взбунтовалась, когда он обвинил ее в том, что она совсем не помогает по хозяйству. За подобную дерзость, как он это назвал, она была наказана изгнанием в свою комнату, откуда ей запрещалось выходить. Тем вечером Антуанетта легла спать голодной, вдыхая запахи готовящегося ужина и слыша звуки купленного на ее деньги телевизора.

Поднимаясь по лестнице, она чувствовала волну гнева, перерастающего в острую ненависть к обоим родителям: к отцу — за то, что он высокомерно задирал и пугал ее, и к матери — за ее молчание.

К ее внутреннему протесту теперь прибавилась и злость. Антуанетта поспешно смахнула в сумку всю свою косметику. «Сделаю макияж в автобусе», — подумала она.

Утешившись этой мыслью, она натянула чулки, извиваясь, протиснулась в желтое платье и туго затянула поясом талию. Потом обула остроносые туфли. Наконец она была готова. Не желая давать отцу лишнего повода для издевательств, она надела пальто, чтобы прикрыть свой наряд.

Стараясь вновь не стать мишенью для насмешек и колкостей отца или, что гораздо хуже, не разозлить его еще сильнее, Антуанетта пулей вылетела из дому. Она знала, что приедет в кафе слишком рано и ей придется в одиночестве ждать подруг.

«Господи, как я его ненавижу. Почему он не оставит меня в покое?» — спрашивала себя несчастная Антуанетта по пути к автобусной остановке, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Она сердито смахнула их рукой. Ей не хотелось, чтобы потекли остатки туши, оставив на щеках темные разводы.

«Не позволяй ему испортить тебе настроение, — говорила она себе. — Наслаждайся вечером и не дай ему победить». Последовав собственному совету, Антуанетта расправила плечи, высоко подняла голову и стремительно зашагала вперед.

Перед входом в кафе Антуанетта заставила себя улыбнуться. Ей не хотелось, чтобы подруги заметили, что у нее что-то случилось. Целый час просидела она в баре одна, не обращая внимания на взгляды мужчин, которые те бросали на одинокую девушку, заказавшую двойную порцию водки.

Пока подруги разговаривали о новой группе, о том, как хорош кларнетист и — что самое потрясающее — он научился игре на кларнете во время службы в армии, принесли капучино. Каждая новость заставляла их широко раскрывать глаза, и Антуанетта удивлялась и хихикала вместе со всеми, пытаясь не показывать, что для нее вечер испорчен.

После того как было выпито по второй чашке капучино, девушки направились в «Плазу» — стильную дискотеку в центре Белфаста. Это было большое, ярко освещенное помещение, с бархатными сиденьями и баром, щедро украшенным зеркалами. Именно здесь по субботам музыканты играли самую модную музыку, под которую молодежь танцевала до утра.

Столы и стулья уже были расставлены вокруг большой танцевальной площадки, и под потолком крутился сверкающий шар. Элегантный интерьер и стильная мебель делали «Плазу» самым подходящим местом для такого события. Здешняя публика была одета и причесана по последнему писку моды. Прежде чем прийти сюда, девушки провели полдня в парикмахерских, а молодые люди, обнаружив, что с помощью «Брилкрима»[2]волосы можно не только зализать назад, превратили аккуратные стрижки в модные прически, популярные среди звезд поп-культуры, выпустив несколько прядей надо лбом наподобие челки.

Антуанетта с подружками сдали пальто в гардероб и сразу же направились в женский туалет. Там они присоединились к стайке других девушек, поправляющих макияж и с восхищением рассматривающих свои отражения в огромных зеркалах. Затем они внимательно посмотрели друг на друга, проверив, все ли в порядке, и начали медленно, с равнодушным видом выходить наружу, чтобы смешаться с толпой.

Вечер обещал оправдать самые лучшие ожидания, и девушки двигались под неповторимые ритмы джаза неподалеку от многочисленных компаний парней, наводнивших танцпол. Вот кларнетист снова поднес свой инструмент к губам, по просьбе зрителей исполняя популярную мелодию «Незнакомец на берегу», и чарующие звуки музыки подхватили Антуанетту. Она не обращала внимания на своего партнера и почти не слышала, что он ей говорил. Ее голова была занята лишь одной мыслью: «Какую причину придумать, чтобы объяснить свой ранний уход?»

В десять часов она повернулась к одной из подруг и сказала, что ей пора идти.

— Что, уже? — удивилась та. — Ты же пропустишь самое интересное. В конце будут лучшие хиты. Почему ты уходишь так рано? Ты же всегда оставалась с нами до конца.

Антуанетте без труда удалось солгать — в конце концов, она весь вечер готовила эти слова:

— Я знаю. Так обидно, но завтра мы с родителями уезжаем в Коулрейн. Дедушка с бабушкой ждут нас к обеду, а потом нужно будет навестить дядю с тетей и кузин, и мне придется очень рано встать. Мы чуть свет выезжаем из дому, ведь туда ехать около трех часов, ты же знаешь. Поэтому сегодня мне нужно лечь спать пораньше.

Удивительно, как легко ей далась эта ложь об отношениях в кругу своей семьи, отказавшейся от нее три года назад.

Подруга кивнула и пожала плечами. По большому счету ей было все равно, останется Антуанетта или уйдет.

— Тогда увидимся через неделю. Пока, — все, что могла она сказать, и тотчас же ее внимание переключилось на музыкантов.

Антуанетта незаметно улизнула с танцевальной площадки, стараясь, чтобы ее уход никто не заметил, и забрала пальто из гардероба. На автобусной остановке она запихнула в рот жвачку. Хотя в последнее время Антуанетта с виски перешла на водку, с мятным запахом изо рта она чувствовала себя спокойнее. Конечно, ее мать знала о том, что дочь пьет, но ей не хотелось, чтобы отец увидел еще одну ее слабость. Антуанетта не замечала горькой иронии этих мыслей: ведь именно отец приучил ее к виски, когда она была еще совсем ребенком.