чтобы он держался от нее как можно дальше. Если он не захочет держаться подальше, всегда есть пуля с его именем.

Когда она узнает о моих планах и лжи, которую я сказал, чтобы привести ее сюда, она возненавидит меня. Но для нее лучше ненавидеть меня здесь, где я могу держать ее подальше от того, что могло бы стать ее жизнью.

С тех пор как мы с братьями начали мстить Бьянки, и я увидел ее фотографии, сделанные во время нашего первого наблюдения, я сказал Дому, что она моя. Под ее красотой что-то скрывалось. Что-то сломанное и в синяках. Оно говорило со мной. Когда я узнал о браке, который планировали ее родители, я понял, что мы похожи больше, чем я думал. Мы оба боремся за возможность выбраться из жизни, о которой никогда не просили.

Все изменилось, когда умер мой отец и брат. Мой мир разрушился, его краски исчезли, как будто земля погрузилась во тьму. Боль с годами только росла, не давая покоя и тяготя меня.

Я не хочу этого. Я хочу жить свободным от уродства в моем сердце. Я не хочу, чтобы меня знали как жестокого убийцу, но я такой, какой я есть сейчас. У меня нет будущего, нет счастья, если все, что я когда-либо знал, — это месть. Мое сердце слишком черно, мои руки слишком окровавлены, чтобы отдать частичку себя кому-то еще. Да и кому это нужно?

Мне не суждено любить. Мое сердце пропитано кровью моих врагов, и ничто и никто не заставит его биться снова.

Я никогда не скажу Дому, что иногда мне хочется быть с кем-то. Он, из всех нас, тяжелее всех воспринял смерть. Кто может винить его? Кто знает, что случилось бы со мной, если бы мне пришлось наблюдать за смертью отца и брата, как это увидел он?

Если бы он не пошел искать нашего отца в тот день, если бы он не переступил порог того склада, он бы никогда не увидел, как их застрелили. Он никогда не станет прежним. Он стал холодным, отстраненным. Возможно, это также связано с тем, что он потерял Киару, своего лучшего друга.

Теперь он снова ее получил. Ну, не совсем. Она и понятия не имеет, что человек, похитивший ее прошлой ночью, — ее давно потерянный друг.

Где-то в его испорченном сердце я знаю, что он все еще заботится о ней. Может быть, именно он сможет забыть о прошлом. Может быть, у них может быть что-то вместе, что-то более сильное, чем наша потребность в мести. И, может быть, если они смогут, то и я смогу это получить.

Или, может быть, я веду себя как идиот.

Ракель возится со своими блинчиками, рассеянно отрезая вилкой маленькие кусочки, и почти не ест.

— У меня есть хорошие и плохие новости, — говорю я, надеясь вернуть лучезарную улыбку на ее лицо.

Я ненавижу видеть женщин расстроенными. Это дерьмо разрушает меня. Но с ней это еще хуже. Я ни хрена не знаю почему, и не хочу знать.

Ее внимание фокусируется на мне.

— Давай начнем с плохих новостей.

— У тебя здесь нет никакой одежды.

Она смеется.

— Это хорошая или плохая новость?

— Будем считать, что это ничья, малышка.

То, что ей нечего надеть, определенно плюс… для меня.

— Итак, какие хорошие новости?

— Коллин зайдет ко мне меньше, чем через час. Она мой личный консультант по покупкам, а теперь и твой. Она привезет тонну одежды и всякой ерунды, чтобы ты порылась в ней. Сходи с ума. Покупай все, что хочешь. Я дал ей указания.

Ее голова откидывается назад.

— Серьезно?

— Серьезно. Я имею в виду, если ты не планируешь ходить здесь голой, с чем я, кстати, полностью согласен. Если подумать… — Я лезу в карман и достаю свой сотовый. — Я собираюсь отменить эту встречу.

— Что?! — Она вскакивает с сиденья, хихикая, и хватает меня за предплечье над кухонным островом. — Нет, не делай этого.

От ее прикосновения мои легкие становятся тяжелыми. Я сжимаю челюсть, сдерживая желание сказать ей, чтобы она держала эту руку там, где она есть.

— Ты уверена? — спрашиваю я. — Я уже говорил, что сплю голым? Я действительно не возражаю, если ты тоже.

— Эм… — Ее глаза расширяются, а ладонь опускается. — Надеюсь, ты шутишь.

— Может быть. — Я усмехаюсь, встаю и мою свою тарелку, прежде чем поставить ее в шкаф.

— Ты когда-нибудь бываешь серьезным? — Ее лицо озаряется улыбкой.

Я медленно иду к ней, обходя ее, пока моя передняя часть не оказывается позади нее. Мои руки опускаются на край островка, захватывая ее.

— Только когда я занимаюсь любовью.

Она не двигается, когда я прислоняю свой рот к краю ее уха, мое дыхание веером пробегает по ее шее. Она задыхается, ее вдохи резки, громче, чем кровь, пульсирующая в моих венах.

Я был рядом со многими женщинами, но никто и близко не подошел. Никто не заставляет меня хотеть так сильно.

Наклонившись губами к ее затылку, я целую ее волосы, вдыхая аромат жасмина и желая, чтобы эти длинные пряди обвились вокруг моих пальцев, а наши тела были кожа к коже.

— Пока, красавица, — шепчу я, скользя ртом вниз к изгибу ее уха. — Увидимся сегодня позже, когда я принесу документы для заключения брака. Приятного шопинга.

Когда я ухожу, ее громкие и торопливые выдохи заставляют меня желать, чтобы я не уходил.

ГЛАВА 6

РАКЕЛЬ

— Что ты думаешь об этом? — снова спрашивает Коллин, держа в руках очередное цветочное платье в спальне, которую я теперь делю с Данте.

Я уже не раз отмахивалась от нее, все еще вспоминая то, что произошло с Данте перед его отъездом. То, как он подошел ко мне сзади. Как он поцеловал меня в затылок.

Мое тело пылает жаром от воспоминаний. Не знаю, как я продержусь три месяца. Чем больше я буду рядом с ним, тем труднее мне будет. Он не сделает это легко, я уже знаю.

Сейчас я жалею, что не настояла на раздельных спальнях. Я нужна ему так же, как и он мне. Может быть, он позволил бы мне иметь эту единственную вещь.

— Ракель? — Коллин зовет, ее лесные глаза оценивают меня, когда она улыбается.

Я смотрю на нее с извиняющимся, как я надеюсь, выражением лица.

— Прости. Сегодня мои мысли где-то в другом месте. Мне нравится то цветочное платье, которое я примеряла. Белое с голубыми цветами.

— Отлично. Я добавлю это к общей