Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лично подросток сама не знала, как относится к Михаилу Крюкову и нравится ли он ей вообще. Девочка просто молчала и слушала рассуждения мамы на этот счёт, обещая вести себя хорошо, чтобы Миша и его родители не подумали плохо о Любе и её воспитании.
«Да Бог его знает, что у Крюкова вообще в голове! О чем он сам и его мама думают и чего хотят!» – недоумевала школьница, но вслух не произносила. Товарный кассир не догадывалась, как выстроены отношения внутри 10 «А» и какое место в иерархии коллектива занимает её дочь. У матери были свои видения на этот счёт – и точка.
Люба и Александра Григорьевна общались много и достаточно открыто. Но сегодня тихоня твёрдо решила не посвящать родительницу в стычку с Сэро. Мама (девочка точно знала) не побежит защищать дочь. Более того, странный сумбур с хулиганом вызвал бы много вопросов к поведению самой Любы и лишние обвинительные разговоры. Хоть школьница ничего предосудительного и не совершала.
Вдобавок Григорьевна очень не любила другие национальности и по возможности сторонилась их. Узнает мать, что нахал на мосту – цыган, проблем не оберёшься!
Глава 4.
Сэро с начала перемены стоял в тени за открытыми дверьми столовой и аккуратно наблюдал за чудаковатой девчонкой из 10 «А».
Вот зубрилка взяла порцию и уселась за несколько мест от одноклассниц. Хмурая. Нелюдимая. Лучше подойти, когда она доест и выйдет из столовой. Иначе дура шуганётся и диалог может не склеиться.
После слов Имира о Поспеловых парень испытывал лёгкое чувство вины перед Любой, попавшей под его мстительную горячую руку. Он вроде бы и не ощущал угрызений совести – заносчивая девка сама напросилась. И в то же время юноша воспринимал себя поганцем, который обидел того, кого обижать не стоило. Налёт на деваху постоянно крутился в мыслях и вызывал неприятное послевкусие, вынуждавшее напрягаться. В голове проносилось, как мама, узнав о некрасивой шутке над робкой дочерью Поспеловых, отчитывает его и укоряет. Ещё меньше десятиклассник хотел попасться под руку отцу: тот, спокойно, без жалости, скажет всего пару слов, но приятного будет мало. От представленной сцены парнишка вздрогнул и невольно поморщился.
Сэро пытался игнорировать навязчивые мысли, но они совсем обнаглели – лезли в голову и лезли, отравляя всё беспечное и весёлое внутри.
Мальчик решил извиниться. Очень не хотелось этого делать, ведь зубрилка тоже некрасиво повела себя на уроке химии. Но как-нибудь он всё-таки извинится. Или хотя бы сделает вид.
***
Люба мыла руки после еды в одном из школьных умывальников, врезанных в стену коридора перед входом в столовую. Здесь было всегда очень темно и шумно. Сзади толкались желающие попасть к крану или просто балующиеся от переизбытка дури.
Ещё один урок, английского языка, – и домой. Только окончившееся черчение оставило пренеприятный осадок и безвозвратно испоганило настроение на весь день.
Предмет вёл бесхарактерный, абсолютно безобидный седой мужчина в очках, который не держал дисциплину в классе. Да и не пытался её держать.
10 «А» единственное, что не делал на черчении, – не ходил по потолку. И то потому, что это было физически невозможно. Во время урока обрывались занавески, гремели стулья и парты, многие вставали с мест, пересаживались, ходили и бегали по классу. Летали бумажки и всякий мусор. Виноградова со Степанченко подрались, потому что он бросал зажжённые спички ей в волосы. Коллектив вертелся, ржал, визжал и вместо черчения страдал откровенной дрянью.
Сбоку от Любы, на соседнем ряду, уселась Близнюк Юлиана с подружкой Светой Тарасовой, и вслед за ней, своей королевой, приполз Картавцев Игнат. Мальчишка весь урок стремился превзойти самого себя, чтобы рассмешить Юльку и Свету. Кричал гадости безответному учителю, травил несмешные анекдоты, напрашивался к Близнюк в гости. Фантазии попасть в дом к кудрявой красавице-брюнетке, как и проводить её или сходить на прогулку были абсолютно безнадёжными – Юлиана избегала слабаков. Это больно ударяло по самооценке неудачливого ухажёра. Тут кривляка подметил сидевшую в метре Поспелову и решил сменить тему.
– Поспелова! А Поспелова!
Люба посмотрела на Картавцева.
– Что, на свидания никто не зовёт? – скалясь, выкрикнул Игнат и злорадно заржал.
– И никто встречаться не хочет?
Люба молча смотрела на него.
– Глянь-ка, не отвечает! – повернулся к хихикающим девочкам Картавцев и начал, демонстративно и гадко кривляясь, передразнивать тихоню.
У Любы на глаза навернулись слёзы. Она отвернулась. Только слышала, как Картавцев громко говорит Юлиане:
– Да кому она нужна, сдохнет старой девой, монашка кривая!
Слёзы больше не могли удержаться в глазах и потекли по лицу. Люба глубоко вздохнула, пытаясь подавить рыдание, иначе станет ещё хуже.
«Молодец, Картавцев! Прыгаешь на мне, чтобы заработать очки! Браво! Только Близнюк всё равно с тобой встречаться не будет, когда есть богатые взрослые мальчики на джипах или понторезы с первой школы!» – девочка ещё раз вздохнула и засунула обиду глубоко внутрь. Она поплачет дома. Здесь не место. В ушах будто сквозь вату гудел шум распоясавшегося класса.
Поспелова закрыла воду и протяжно выдохнула. Мерзкое воспоминание не отпускало, поднималось тяжёлым комом к горлу и начинало душить. На неделе ей говорили много гнусностей, но эта была последней каплей. Челюсти болезненно сжались, и Люба, чтобы расслабить сдавленную грудную клетку, втянула с шумом воздух через нос. Сердце бешено колотилось.
«Ненавижу тебя, Картавцев! Когда-нибудь поплатишься за все подлости, мерзкий уродец! Надо успокоиться, посмотреться в зеркало: вдруг лицо или глаза красные… Никому не покажу, что больно. Пусть даже не надеются!» – Люба собралась пойти к выходу из коридора, граничившего с вестибюлем первого этажа. Слава Богу, в её группе по английскому не было ни Игната, ни Юлианы с Тарасовой. Хотя девочки ей ничего плохого не говорили, лишь хихикали, тихоня ненавидела и их.
– Тетрадь принесла? – вкрадчиво шепнули ей в ушко.
От неожиданности Поспелова резко обернулась и чуть не столкнулась лбом с цыганом, подкравшимся слишком близко. Старшеклассник незаметно следовал за ней с момента выхода из столовой и стоял за спиной, пока она, погрузившись в мрачные думы, мыла руки.
– Не принесла! – взбеленилась школьница, не ожидав от себя такой ярости. Внутри заклубилось всё, что подросток пыталась подавить после черчения, и на наглого ровесника терпения не хватило. Гнев, что её подленько поймали в момент душевной слабости, наконец заставил Любу защищаться.
– И не принесу. Не рассчитывай! – жёстко чеканила она, шумно дыша носом