Быстро, чётко, не сводя с меня взгляда.

— Факт-то озвучь, — наконец говорю я, когда он остаётся в космийке и обтягивающих штанах, выразительно обрисовывающих внушительный бугор в паху. — Какой там факт мне нужно принять за данность?

Молчит, рассматривает меня.

Я усмехаюсь.

— Сексом надо прямо сейчас заняться, или сдохнём? — моя усмешка выходит кривой.

Кивает. Смотрит. Молчит.

Переводит взгляд на мои губы.

От этого взгляда во мне будто тумблер переключается — разом осознаю своё растревоженное состояние.

Снова и снова сканирую собственное пси, раз за разом пытаюсь понять, что именно изменилось.

Половина действует не так, как я привыкла.

Пси… То, что псионики привыкли называть этим словом — невидимый глазу фоновый след от биологических процессов в организме, биоэнергия, если угодно, хотя это крайне неточное слово.

То, что я с рождения воспринимала как руку или ногу, точнее нет, это тоже неправильно, ногой и рукой я могу напрямую управлять, хотя опять же — не напрямую, а электрические импульсы из моего мозга по нейронам мгновенно дают приказ миллионам клеток прийти в движение.

Пси — это часть меня. Ощущается, пожалуй, как волосы на голове. Ими я не могу управлять напрямую, как рукой или ногой. Но могу поправить руками или уложить в причёску.

Так и пси — я умею им управлять, спрессовывать или рассредотачивать, направлять на процессы в собственном организме или превратить в оружие, влияя на организмы других людей — если, конечно, они не псионики и не умеют экранировать влияние другого псионика, в этом случае тоже есть варианты, чья ёмкость сильнее и умений побольше…

Всё очень просто и сложно одновременно. Я уже давно не задумываюсь, просто пользуюсь, как не думаю о том, как ходить.

Я просто пользуюсь пси, для меня это так же естественно, как и дышать.

Но сейчас… Что-то очень сильно не так. Если бы я отсидела ногу, то при попытках идти, она ощущалась бы как чужая. Было бы сложно её переставлять. Покалывало бы мельчайшими иголочками.

Вот сейчас и некоторые участки своего пси я чувствую именно так.

Глуха и слепа в отдельных частях.

— Тебе нужно снять броневые накладки, — наконец, говорит Логранд, — можешь пока поставить на полку рядом с моими.

Его голос спокоен. И сам он неподвижен. Рассматривает меня, скрестив руки на груди.

А вот меня крайне занимает другой вопрос. Что не так с моим пси?..

— Кира, — окликает Логранд.

— А?.. — встряхиваюсь я.

— Тебе нужно снять броню, — повторяет он и спокойно добавляет: — у нас примерно пятнадцать минут, после этого расширение моста превысит мои возможности это расширение сдерживать. Я бы пригласил тебя поучаствовать в том, чтобы держать его сжатым, но пока это тебе не доступно. Ты не чувствуешь примерно треть своего пси.

Устало растираю лицо ладонями. Вспоминаю ощущения на Фарсиопе — там совершенно точно был расширяющийся энергетический канал, грозящий перейти в полноценное объединение полей.

Вот чего нельзя было бы допустить ни в коем случае — это просто расплавит биологические оболочки вокруг нейронов. Страшное явление, необратимое. Именно это чудовищным усилием Логранд на Фарсиопе предотвратил — я помню. Видела.

В таком случае, почему я медлю сейчас? Надо довериться ему.

Подрагивающими пальцами касаюсь застёжки на своей броне, так же методично, только более медленно, как и Логранд только что, складываю элементы внешнего костюма на полку.

Остаюсь в обтягивающем нижнем комбинезоне.

Логранд не двигается. Стоит неподвижным монументом. Только глаза пылают нераспознаваемой смесью эмоций, из-за чего кажутся тёмными провалами.

Решаюсь. В конце-концов, надо относиться к этому, как к горькому лекарству. Выпил. Поморщился. Забыл. До следующего раза.

Следующего раза… мда…

Отставить рефлексию, Кира. Всё. Отрубай мозги. Уже давным-давно надо работать, там расследование нужно вести по горячим следам, а ты... Всё. Собралась. Просто сделай это. И потом за работу.

Набираю поглубже воздуха, как перед прыжком в воду, опускаю глаза и делаю шаг к Логранду.

— Спасибо, что даёшь время, — через силу говорю я. — Можем начинать.

Несколько долгих секунд не двигаемся. Логранд медлит. И я тоже.

Наконец, медленно, будто в скафандре под перегрузкой, командор поднимает руку ко мне.

Кладёт ладонь на мою шею. Зарывается пальцами в волосы на затылке. Мимолётно гладит кожу, спускается пальцами по шее к застёжке на вороте, тянет её вниз.

Я подрагиваю, чувствуя, как застёжка, повинуясь давлению его пальцев скользит по позвоночнику до поясницы и ниже, до ягодиц. Мой обтягивающий нижний костюм расходится, Логранд невесомо касается моей груди, его рука застывает над соском — я резко втягиваю воздух.

Командор поднимает руку выше, хватает за ворот, тянет костюм вниз — обнажая спину и плечи, эластичная ткань сползает на мою грудь.

Он хватает меня за локти, запрокидываю голову, глядя на него. Смотрит в глаза, опускает взгляд на губы.

Замирает на долгие мгновения, и их хватает, этого взгляда через край хватает, чтобы жар желания перелился через край где-то у меня внутри и хлынул по венам, растекаясь огненной лавой.

У меня вырывается глухой стон от жгучего желания близости. С ним. Именно с этим огромным мрачным мужчиной, нависающим сейчас надо мной, обжигающего тёмным взглядом мои губы.

Логранд зажмуривается. Резко разворачивает меня спиной к себе. Дёргает с моих плеч костюм — ещё несколько рывков — спускает до бёдер вместе с нижним бельём.

От мысли, как он недавно всё это надевал на меня, спящую, краснею, и ещё больше… ещё сильнее его желаю.

Почему он медлит?

Нет. Уже не медлит.

Проводит ладонью от шеи до середины спины — давит. Я падаю грудью на его стол. Властное движение пальцев по моей промежности — да, там уже мокро, и всё ждёт его.

Долгожданное прикосновение головки члена к половым губам. Давление и уверенное сильное проникновение — скользко, мокро, глубоко, до конца.

Вздрагиваю, сжимаюсь, выгибая спину, почему-то болезненно — хотя чему я удивляюсь, мы всего пару часов назад...

Логранд наклоняется, прижимается к моей спине, накрывает меня своим телом, обхватывает локтем за