В конце XVIII в. российские интеллектуальные круги начали дискуссию о природе национальной идентичности и отношении к Западу как фактору, формирующему российскую нацию. Вера Тольц отмечает, что дискуссия между славянофилами и западниками началась еще при Екатерине II, но дебаты между двумя группами тогда не были столь ожесточенными, как в конце XIX в. Они, скорее, «отражали различие между космополитами эпохи Просвещения и (прото)националистами»[134]. Учитывая, что процесс нациестроительства еще не шел полным ходом, ожесточенных дискуссий и активного поиска «другого» ради самоопределения не возникало.

Этот процесс начался в середине XIX в., и важной поворотной точкой оказалось поражение Российской империи в Крымской войне (1853–1856). Альянс европейских держав открыто выступил против России, что в результате стоило империи огромных потерь. Миссия заполучить Палестину и стать главным христианским государством с треском провалилась. В глазах многих консервативных мыслителей это выглядело самым явным проявлением заговора Запада против России[135]. Новое поколение славянофилов, появившееся после крымского разгрома, было настроено по отношению к Европе более радикально. Унижение России в Крымской войне дало толчок активному распространению теорий заговора в публичном пространстве. Этому способствовали и другие причины, в частности поддержка консервативной повестки представителями правящей элиты, особенно в последние два десятилетия XIX в. в период царствования Александра III. В результате сложилась основа корпуса антизападных теорий заговора. Но их развитию способствовало также еще несколько важных изменений в социально-культурной жизни Российской империи.

Во второй половине XIX в. либеральные реформы Александра II привели к быстрой модернизации российского общества. Массовая миграция крестьян в города заметно изменила социальную структуру и коммуникацию. Теперь распространение слухов и массовых страхов значительно упростилось, и они превратились в важный источник новостей. Как показывают исследования, слухи об измене правящей верхушки империи, подтачивавшие ее легитимность и общественную поддержку, с одинаковой степенью популярности распространялись как при дворе[136], так и среди обычных людей[137].

Более того, реформы Александра II имели одно довольно неожиданное последствие для культуры заговора в России. Хофстэдтер утверждал, что для производства классической теории заговора необходимо уметь выразить мысль в псевдоакадемическом стиле и обладать базовыми навыками обработки информации. В результате реформы образования больше людей обрели способность производить и потреблять теории заговора, что и привело к развитию конспирологической культуры и помогло распространиться антизападным, консервативным настроениям.

Среди первых групп интеллектуалов времен поздней Российской империи, которые открыто пропагандировали теории заговора, интерпретируя таким образом и внутреннюю, и внешнюю политику, были славянофилы. Идея о том, что у России есть историческая миссия спасения мира, «особый путь», и восприятие ее как хранительницы морали и истинного, незамутненного христианства служили фундаментом для распространения всевозможных антизападных теорий[138]. К тому же приверженность консервативным взглядам и протопопулистские идеи об опоре на «народ» – хранителя истинно русских ценностей – также создавали благоприятную почву для распространения направленных против элит теорий заговора среди разных слоев населения[139]. В то же самое время «негативная повестка» с опорой на консервативные принципы, пропагандируемая славянофилами, активно использовалась правительством с целью общественной мобилизации[140].

Важный пример в этом контексте – Федор Достоевский, чьи консервативные, часто шовинистские, взгляды цитируются современными русскими националистами, а некоторые его произведения перепечатывались в откровенно антиеврейских публикациях, изданных в постсоветское время[141]. Несмотря на то что исследователи творчества Достоевского отмечают его идеологическую непоследовательность, особенно в первые годы писательства[142], в позднем периоде его творчества встречаются как общие антизападные идеи, так и антикатолические[143], и антисемитские теории заговора[144]. Как подчеркивает Максим Шрайер, хотя было бы неправильным сводить взгляды Достоевского к банальному антисемитизму, в его работах можно обнаружить много ссылок на традиционные для своего времени теории заговора, связанные с евреями[145]. В то же время «Дневник писателя» служит отличным примером идеологии «русского консерватизма», подчеркивающего особую миссию России в мировой истории[146].

Ранние славянофилы, такие как Алексей Хомяков, продвигали идею о том, что в результате петровских реформ Россия стала своего рода виртуальной колонией Запада. И чтобы новая российская идентичность возродилась и в России случился духовный подъем, необходимо избавиться от западного влияния[147]. Позднейшие мыслители вроде Николая Данилевского делали акцент уже на радикальном отделении от Европы, поскольку видели в России особую культурно-историческую общность и хотели уберечь ее от интриг европейских правительств[148]. Как мы увидим далее, подобные идеи будут довольно часто повторяться в теориях заговора постсоветского времени.