— Может быть нам показалось? — шепотом спросила Аврора, во все глаза разглядывая ступеньку.

— Всем разом? — удивилась Полин, — вы же тоже видели!

— Но сейчас то ничего! — все тем же шепотом отозвалась Армель, косясь на менталиста. Как бы мужчина не решил, что мы сочиняем.

Месье Петер же тем временем открыл двери в наши с девочками апартаменты и, пропустив нас вперед, огляделся, словно боялся, что за нами могут наблюдать.

Мы не стали дожидаться приглашения и, бросив созерцание ступеньки, зашли в комнаты. Не думаю, что правила приличия допускают нахождение мужчины в покоях юных девушек, но это же месье Петер! Я чувствую себя рядом с ним совершенно спокойно. И мы же никому не собираемся рассказывать о нашем поведении.

Девочки заняли места за столом. И так как Полин села на мой стул, я отошла к окну и опустилась на банкетку. Меня, конечно, немного кольнуло раздражение: какое право имела Полин садиться по правую руку от Армель, ведь это всегда было мое место! Но я решительно заставила внутренний голос замолчать: Полин как непосредственная участница утренних событий, наверное, должна быть поближе к менталисту.

— Итак, мадемуазели, чтобы исключить какие-либо недоразумения, я сниму амулет, готовы?

Посмотрел при этом мужчина почему-то на меня. Я пожала плечами. Какая разница то? Разве может быть что-то в наших мыслях страшное: про измену королевству, или скажем, про предательство родных? А все остальное, разве оно стоит внимания! Будто бы в академии, пару недель назад, месье Петер не наслушался на годы вперед разных девичьих мыслей. Он же не ждет от нас, что мы ежеминутно будем думать только о разных важных для мужчин вещах: скачках, сражениях на мечах и прочей, не очень интересной ерунде?

— Итак, мадемуазель Полин, не могли бы вы в подробностях рассказать события сегодняшнего утра?

Я едва не застонала в голос. Опять?!

~*~

Месье де Грамон внимательно читал письмо от племянника. Луи-Батист писал, что сумел вызнать о целых девяти семьях, которые уже вот-вот были готовы присягнуть спанскому монарху на верность, оголив чуть ли полностью южные регионы.

Де Виль, де Лузильян, Богарне, Мелло… был приложен полный список. И все обласканные короной, всех приветливо встречали во дворце, одаривали землями и безделушками из сокровищницы. Мало было? Захотелось большего? С-с-с-суки!

И только то, что «Цепной пес» вынудил Анори действовать в спешке, позволило расквитаться с врагом малыми силами. Страшно представить, что могло произойти, если бы только спанцы получили контроль над третью страны!

Ничего, до вас тоже доберемся: руки у короны длинные. До каждого из списка. Не в Абасту, так с обрыва вниз головой.

Какая жалость, лошадь на охоте понесла! Ах, барон Шабо свернул шею? Горе-то какое! А вы слышали, де Фуа умер прямиком на любовнице. Сердце то не выдержало, годы! Уходят лучшие… да… примите наши соболезнования, мадам!

Заодно можно будет пристроить своих верных людей за «безутешных» вдов.

Смущало де Грамона только одно: кто-то же предупредил спанцев, что одна семья-таки успела озвучить слова клятвы. Кто-то из своих, из узкого круга. Даже, возможно из тех, кто сопровождал его, де Грамона, к отцу той плачущей девочки, как ее… Марии-Луизы? Марии-Элены? Но кто?! И как?!

Цепной пес сжал в руках письмо от дофина. Разве не он, Арно де Грамон допустил это? Не его просчет?

Что Луи? От короля мало толку, сидит себе, кукла на троне, цепляется за остатки власти, которая уплывает сквозь пальцы, и давно уже больше заботится о своем желудке и очередной грелке в постель, чем о благополучии страны. Чем ближе к возрасту совершеннолетия сына, тем больше менялся Его Величество. Не таким он был даже пятнадцать лет назад, не таким.

Самого «Цепного пса» власть не интересовала, но вот его страна — очень даже. И ведь кто-то должен делать грязную работу? Он и делал. Последние пару лет даже стал непозволительно мягок и его ошибка едва не оказалась роковой для безопасности Франкии. В этот раз за него расплатилась маленькая бесстрашная васконка, что едва не стоило ей жизни и дара, а кто заплатит в следующий раз?

Менталист встал и отошел к окну, вспоминая, как готов был умирать там, на крошечном пяточке у излучины реки, жалея только об одном, что не удастся утащить на тот свет побольше дикарей. А потом он услышал гул… мужчина обернулся и обомлел от открывающегося вида: сотни и сотни тысяч васконцев, буквально летящих вниз с горы. И впереди она — бледная, словно мертвец, отчаянно сжимающая древко флага.

Всё вокруг затопили эмоции отважной девочки. Они пьянили, захлестывали с головой, так что менталист едва успевал сделать вдох, выныривая из них, словно из бушующего моря. Только протяни руку, возьми ее чувства и оберни против спанцев. Удалось с лихвой — дикари бежали, теряя своих, задыхаясь от ужаса и страха перед войском васконцев.

Месье де Грамон усмехнулся, отгоняя воспоминания.

Следующего долга ни перед Эвон де Сагон, ни перед кем-либо другим он уже не мог допустить: не расплатишься.

В дверь постучали.

— Месье, — раздался голос одного из подчиненных, — пытка водой уже началась, вы будете присутствовать?

— Позови после третьего ведра, — откликнулся Цепной пес, снова расправляя письмо от племянника, и пробежался глазами по тексту уже в десятый раз, перечитывая имена предателей.

— Слушаюсь.

В коридоре раздались удаляющиеся шаги.

— Де Лабом… после третьего ведра и поговорим, старина.

Менталист подошел к столу и снял амулет, привычно прислушиваясь к окружающим колебаниям эмоционального фона. Дар рванулся вперед, выискивая людей, чьи мысли и чувства мог бы прочитать, распустил щупальца во все стороны, осторожно касаясь чужих аур.

Это была собачья работа — выслушивать всю эту мерзость, от которой во рту оставался противный привкус, и хотелось бежать в бани. Но кому как не Цепному Псу ее выполнять?

Уткнулась носом в стекло, отвернувшись тем самым от оживления, царившего в карете: Полин щекотала Армель, а Аврора, находясь в безопасности, хихикала над подругой.

И потом…. Я была очень смущена! Слева от меня сидел месье Ноэль, а прямо напротив — месье Петер. Не знаю почему, но язык у меня отнялся.

Месье Петер уже надел амулет обратно, но меня не покидало чувство, что менталист читает все мои мысли, в том числе и о записках, которые передает мне некромант каждое утро. Не то чтобы я сама считала это предосудительным, но окружающие любят осуждать без повода. Отчего-то было стыдно, словно мне снова восемь и меня поймала наша замковая повариха за кражей сладких пирогов с кухни.

Сам же месье Ноэль, не догадываясь о моих терзаниях, читал книжку. Нет, некромант попытался разговорить меня, отчего подруги, которые в начале поездки молча сидели, стеснительно поглядывая на мужчин, начали хихикать, перешептываясь между собой. Можно подумать что беседа — это нечто неприличное!