богатства, она торопится повесить всех собак именно на меня, а не на кого-то другого?

– Ах ты ж… – заскрежетал зубами «Дачан», изогнув губы в кривой улыбке. – Ладно-ладно, я догадывался, что вы станете ловко увиливать! Госпожа Ван, сами видите: господин Мо ведет себя неразумно, не желает ничего слышать и категорически отказывается признавать свою вину. Я больше не стану с ним разговаривать. Хозяйка здесь вы, а значит, и решение по этому делу принимать вам!

Простодушная госпожа Ван от волнения заговорила совсем сбивчиво:

– Я… А-Жань… Мэн-эр…

Видя, в каком затруднении оказалась матушка, Сюэ Мэн выступил вперед и сказал:

– Господин Чан, на пике Сышэн строго следят за соблюдением дисциплины. Если сказанное вами – правда и Мо Жань действительно нарушил как запрет на стяжательство, так и запрет на прелюбодеяние, мы сами сурово его накажем. Пока, однако, ваши обвинения голословны. Вы утверждаете, что Мо Жань – вор, но можете ли вы предоставить какие-нибудь доказательства?

– Я ожидал чего-то подобного от вашей школы, поэтому намеренно мчался сюда во весь опор, чтобы успеть увидеться с госпожой Ван до возвращения Мо Жаня, – с усмешкой ответил господин «Дачан».

Затем он откашлялся и продолжил:

– Слушайте внимательно. У Цзю-эр пропали два ху[17] жемчуга, десять серебряных слитков, пара браслетов, украшенных золотыми цветами сливы, пара жадеитовых[18] заколок и нефритовый кулон-бабочка. Нужно лишь проверить, не лежат ли эти вещи у Мо Жаня за пазухой, и тогда мы сразу узнаем, голословен я или нет.

– С какой стати вы будете меня обыскивать? – возразил Мо Жань.

– Ха! На воре и шапка горит, а? – Господин «Дачан» высокомерно задрал подбородок. – Госпожа Ван, какое наказание предусмотрено на пике Сышэн для тех, кто ворует и прелюбодействует?

– Делами… делами школы занимается мой супруг, поэтому я не… я не знаю… – тихо ответила госпожа Ван.

– Отнюдь, отнюдь! Думается мне, госпожа Ван прекрасно все знает, но намеренно уходит от ответа на вопрос, выгораживая своего племянника. Хе-хе… Кто бы мог подумать, что пик Сышэн на самом деле столь скверное, погрязшее в пороке место…

– Довольно! – прервал его потерявший терпение Мо Жань. – Моя тетушка уже сказала, что не знает, как следует поступить. Вам еще не надоело измываться над бедной женщиной?

С его лица исчезла привычная озорная улыбка, когда он повернулся к двум незваным гостям и вперил в них немигающий взгляд.

– Хорошо, я позволю вам себя обыскать, но, если вы ничего не найдете, как быть с той грязью, которой вы только что поливали мою духовную школу?

– Если мы ничего не найдем, я немедленно принесу господину Мо свои извинения.

– Пойдет, – радостно согласился Мо Жань. – Но с условием: если подтвердится ваша неправота, то в качестве извинения вы спуститесь с пика Сышэн на коленях.

Слыша, как уверенно звучит голос Мо Жаня, господин «Дачан» начал что-то подозревать.

Он с детства восхищался теми, кто ступал на путь совершенствования, однако его собственных способностей не хватало, чтобы стать заклинателем.

Несколько дней назад до господина Чана дошли слухи о том, что Жун Цзю пользовалась особой благосклонностью Мо Жаня, и он заключил с ней сговор: Жун Цзю должна была найти возможность отнять у Мо Жаня духовную силу, за это господин «Дачан» обещал не только выкупить девушку из публичного дома, но и поселить ее в своем доме, обеспечив ей безбедное и безмятежное существование.

Господин «Дачан» жаждал бессмертия, Жун Цзю – богатства, так что эти двое быстро нашли общий язык и сообща замыслили недоброе.

В прошлой жизни Мо Жань угодил в их ловушку. Несмотря на то что позже он воздал им обоим по заслугам, это происшествие дорого ему обошлось. В этой жизни, решил он, все будет совсем иначе: пойдя по шерсть, эта парочка вернется стриженой.

Жун Цзю заметила, что нрав нынешнего Мо Жаня по какой-то причине вдруг изменился. Еще несколько дней назад он вовсю гулял и срывал цветы удовольствия, нежась в объятиях Жун Цзю и мурлыча «Цзю-эр», «Цзю-эр»; сегодня же утром ни с того ни с сего забрал все ее ценности и сбежал.

Господин «Дачан» взбеленился до такой степени, что тут же потащил Жун Цзю на пик Сышэн жаловаться.

Купец понял, что его затея трещит по швам, и придумал кое-что другое. Если поймать Мо Жаня на горячем, то можно вынудить госпожу Ван лишить юношу духовной силы. Вот зачем господин Чан загодя надел нефритовую подвеску, способную впитывать духовную энергию: он надеялся собрать немного и заполнить ею собственное «море ци»[19], при этом не ударив пальцем о палец.

Видя, впрочем, что Мо Жань ни капли не испугался обыска, господин «Дачан» засомневался в самый критический момент. Может статься, что этот плут Мо Жань заранее избавился от награбленного, а сейчас только и ждет возможности обелить себя.

Однако, еще раз хорошенько все обдумав, купец пришел к выводу, что будет обидно отступать, когда все уже зашло так далеко. Ведь не исключено, что мальчишка просто пыжится, пытаясь взять его на испуг…

Пока господин Чан мучился предположениями, Мо Жань уже начал раздеваться.

С явной охотой сняв верхнее одеяние, он небрежно отбросил его в сторону и, расплывшись в улыбке, сделал рукой приглашающий жест.

– Прошу, обыскивайте на здоровье.

После тщательного осмотра на нем не обнаружили ничего, кроме мелкого серебра. Господин «Дачан» изменился в лице.

– Как такое возможно? Без сомнения, здесь не обошлось без уловки!

Мо Жань прищурился, и в глубине его темных зрачков заплясали лиловые искры.

– Вы ощупали мое одеяние раз десять, а меня самого с головы до ног – не меньше семи, – произнес Мо Жань, задумчиво потирая подбородок. – Мне осталось только раздеться донага. По-прежнему не желаете признать свою неправоту?

– Мо Жань, вы…

– А, я понял! – вдруг воскликнул Мо Жань, якобы осененный новой мыслью. – Неужели господин Дачан разыграл этот спектакль, потому что его прельстила моя красота и ему захотелось под любым предлогом сблизиться со мной?

Господин «Дачан» так разозлился, что казалось, вот-вот лишится чувств. Красный от гнева, он долго стоял, чуть ли не уткнув палец в кончик носа Мо Жаня, и молчал, не в силах выговорить ни слова. Терпение стоящего в стороне Сюэ Мэна давно достигло своего предела. Да, Мо Жань невыносим, но, что ни говори, он тоже последователь духовной школы пика Сышэн, поэтому невозможно мириться с тем, что какие-то чужаки его унижают.

Шагнув к «Дачану», Сюэ Мэн протянул руку и сломал торговцу указательный палец, с негодованием воскликнув:

– Я полночи слушал ваши вопли, и ради чего? Ради пустого