и длинная, покрытая ярко-зеленой молодой листвой ивовая лоза, кончик которой касался подошв его сапог.

Несомненно, столь изящная вещь должна была бы навевать мысли о чем-то столь же утонченном, к примеру вызывать в памяти такие строки: «Я тонкую веточку ивы сорву и дарую любимой…»[20]

Жаль только, что Чу Ваньнин не был тонким и хрупким, да и возлюбленной у него не было.

Ивовая лоза в его руках на самом деле была божественным оружием Тяньвэнь[21]. Сейчас лоза ярко сияла золотым светом, разгоняя ночную тьму, и ее сияние отражалось в бездонных глазах Чу Ваньнина, отчего и они мерцали в темноте.

– А ты чересчур осмелел, Мо Вэйюй, – процедил Чу Ваньнин сквозь сжатые губы. – Ты в самом деле думаешь, будто я не найду на тебя управу?

Юный Мо Жань из прошлой жизни, может, и не придал бы его словам никакого значения, решив, что учитель просто его запугивает.

Однако вернувшийся с того света Мо Вэйюй прекрасно помнил, что такое наставническая «управа», уж слишком болезненными были пережитые им многочисленные побои. Он вдруг ощутил, как заныли зубы, и начал лихорадочно придумывать оправдания, чтобы обелить себя в его глазах.

– Учитель… – Не замечая кровоточащий порез на щеке, Мо Жань поднял на Чу Ваньнина влажные глаза. Он прекрасно знал, что его вид сейчас вызывает лишь жалость, и не преминул этим воспользоваться. – Ваш ученик никогда не воровал… никогда не развратничал… Почему учитель, выслушав Сюэ Мэна, сразу ударил ученика, даже не расспросив?

Чу Ваньнин промолчал.

Со своим дядей Мо Жань обычно использовал два приема: старался выглядеть либо как можно более очаровательным, либо жалким. В данной ситуации он решил пустить в ход сразу оба.

– Неужели этот ученик в ваших глазах безнадежно плох? – произнес он таким обиженным тоном, будто сейчас расплачется. – Почему же, учитель, вы не хотите дать мне возможность оправдаться?

Стоявший рядом Сюэ Мэн топнул ногой от злости.

– Мо Жань! Ты, ты паршивый пес! У тебя н-ни стыда ни совести! Не слушайте его, учитель, не позволяйте этому негодяю сбить вас с толку! Он и правда вор! Все краденое – здесь!

Чу Ваньнин бесстрастно опустил ресницы.

– Мо Жань, ты действительно не воровал?

– Не воровал.

– Тебе должно быть известно, что бывает с теми, кто мне лжет.

Мурашки пробежали по спине Мо Жаня. Как ему может быть неизвестно? Тем не менее он продолжал упорно настаивать на своей невиновности:

– Прошу учителя разобраться и рассудить по совести!

Чу Ваньнин поднял руку и вновь взмахнул сияющей золотом лозой, но на этот раз не стал хлестать Мо Жаня по лицу – вместо этого он крепко обвил его ею, надежно связав.

Эти ощущения были слишком хорошо знакомы Мо Жаню. Помимо того, что ивовая лоза регулярно хлестала людей, ей находилось еще одно «полезное» применение…

Глядя на Мо Жаня, прочно опутанного Тяньвэнь, Чу Ваньнин повторил свой вопрос:

– Воровал ли ты?

Мо Жань ощутил, как знакомая резкая боль пронзила его сердце, будто маленькая острозубая змея стремительно ввинтилась ему в грудь и принялась кувыркаться в его потрохах. Вслед за острой болью пришел соблазн сознаться, причем такой сильный, что едва получалось перед ним устоять.

Не в силах молчать, Мо Жань открыл рот и прохрипел:

– Я… не… А-а-а…

Словно чувствуя, что он лжет, Тяньвэнь сияла все ярче, все нестерпимее. Страдавший от боли Мо Жань покрылся холодным потом, но продолжал что было сил сопротивляться этой пытке.

При допросах Тяньвэнь тоже была незаменима.

Будучи опутанным лозой, ни человек, ни демон, ни любое иное существо из мира живых или мертвых не могли лгать. Тяньвэнь могла разговорить кого угодно, заставив дать честный ответ на вопрос, заданный Чу Ваньнином.

В прошлой жизни лишь один человек, положившись на свои силы, смог сохранить правду в тайне и обмануть Тяньвэнь.

Этим человеком был Мо Вэйюй, впоследствии ставший владыкой всего мира людей.

Вернувшийся с того света Мо Жань надеялся на удачу и полагал, что сможет, как когда-то, выстоять под натиском Тяньвэнь. Он долго терпел, закусив губу; тело била дрожь, а капли пота одна за другой срывались с его черных как смоль бровей и падали на землю. В конце концов он не выдержал боли и упал на колени у ног Чу Ваньнина, жадно хватая ртом воздух.

– Я… я… украл…

Боль тут же исчезла, будто ее и не было.

Еще не пришедший в себя Мо Жань услышал, как Чу Ваньнин задал ему еще один вопрос, и его голос звучал еще холоднее прежнего:

– Предавался ли ты разврату?

Умные отличаются тем, что учатся на ошибках. Поскольку Мо Жань не смог выдержать первый допрос, он понимал, что дальше нет смысла храбриться.

Как только вновь нахлынула боль, он завопил, вновь и вновь повторяя:

– Да, да, да, да! Я ходил в публичный дом! Не надо, учитель! Не надо!

Стоявший рядом Сюэ Мэн позеленел лицом от потрясения и гневно пролепетал:

– Да как ты… как ты мог… Эта Жун Цзю, она же грязная проститутка… А ты…

На его слова никто не обратил внимания. Исходящий от Тяньвэнь золотистый свет медленно угас. Весь в испарине, с лицом белее бумаги, с дрожащими губами, Мо Жань лежал на земле, тяжело дыша и не в силах пошевелиться. Сквозь мокрые от пота ресницы он смутно видел изящный силуэт Чу Ваньнина в одеждах с широкими рукавами и с нефритовым венцом на голове. Волна ненависти захлестнула душу Мо Жаня.

«Чу Ваньнин! В прошлой жизни этот достопочтенный правильно сделал, что так обошелся с тобой! Даже вернувшись с того света, я все равно не могу смотреть на тебя без ненависти!»

Чу Ваньнин, разумеется, понятия не имел, о чем думал его дурной ученик. Он еще немного постоял, размышляя о чем-то с мрачным выражением лица, а потом позвал:

– Сюэ Мэн!

Сюэ Мэн же, хотя и прекрасно знал, что в нынешнее время многие молодые люди из дворянских и богатых купеческих семей ходят к певичкам, для себя полностью исключал возможность даже просто выпить в обществе проститутки, а о прочих способах времяпрепровождения даже мысли не допускал.

Он какое-то время молчал, тщетно пытаясь переварить услышанное, и лишь потом наконец отозвался:

– Учитель, ваш ученик слушает.

– Мо Жань нарушил три запрета: он совершил воровство, предавался разврату и солгал. Отведи его в зал Яньло, дабы он мог подумать над своим поведением и раскаяться. Завтра в час Дракона[22] он будет сопровожден к террасе Шаньэ[23] и примет публичное наказание.

– Ч-что?