интенсифицировать экономическую активность. Поступая так, она «создавала рынок из ничего», как печально изложил это Энгельс Марксу. И к середине 1870-х годов ни Калифорния, ни Австралия и другие зоны на новой «минеральной границе» не были ни в коем случае незначительны. Они содержали более трех миллионов жителей со значительно большими запасами наличных денег, чем любое другое население региона сопоставимого размера.

Современники, конечно, также подчеркнули бы вклад еще одного фактора: свободы частного предпринимательства — двигателя, который по общему соглашению усилил прогресс индустриализации. Никогда не было более полного согласия между экономистами или, в самом деле, среди интеллектуалов-политиков и администраторов по поводу рецепта экономического роста — экономический либерализм. Сохранение институционных барьеров для свободного движения факторов производства, для свободного предпринимательства и для всего, что могло бы явно препятствовать его прибыльному функционированию, пало перед международным натиском. Что делает это общее упразднение барьеров таким заметным, так это то, что он не ограничивался государственным уровнем, в котором политический либерализм был триумфальным и влиятельным. Кроме всего прочего, оно было более решительным в восстановленных абсолютных монархиях и княжествах Европы, чем в Англии, Франции и Нидерландах, потому что там оставалось еще то, что надо было уничтожить. Контроль гильдий и корпораций над ремесленным производством, которое оставалось сильным в Германии, открыл путь для Gewerbefrieheit — свободы входить и заниматься любой торговлей — в Австрии в 1859 году, на большей территории Германии в первой половине 1860-х годов. Он был наконец полностью установлен в Северогерманской Федерации (1869) и Германской империи; к неудовольствию многих ремесленников, которые, следовательно, должны были стать более враждебными к либерализму и вовремя обеспечили бы политическую базу для правых движений, начиная с 1870-х годов и далее. Швеция, которая отменила гильдии в 1846 году, установила полную свободу торговли в 1864; Дания упразднила старое законодательство о гильдиях в 1849 и 1857 годах; Россия, на большей части которой никогда не знали о системе гильдий, ликвидировала последние ее следы в (немецких) городах своих балтийских провинций (1866), хотя по политическим причинам она продолжала ограничивать право евреев заниматься торговлей и бизнесом в определенной области, так называемая «рамка соглашения».

Эта легальная ликвидация средневекового и меркантилистского[26] периодов не ограничивалась ремесленным законодательством. Законы против ростовщичества, долгое время бывшие мертвой буквой, были отменены в Англии, Голландии, Бельгии и Северной Германии в период между 1854 и 1867 годах. Строгий контроль, который правительства осуществляли над горной промышленностью — включая действительную работу шахт, — был фактически отменен, например в Пруссии между 1851 и 1865 годами, так что (допуская разрешение правительства) любой предприниматель мог теперь требовать права эксплуатировать любые полезные ископаемые, найденные им, и вести свои операции так, как он находил нужным. Подобно этому создание бизнес-компаний (особенно акционерных компаний с ограниченной ответственностью или им подобных) стало теперь значительно более простым делом и более независимым от бюрократического контроля. Проторили путь Англия и Франция, хотя Германия не устанавливала автоматической регистрации компаний до 1870 года. Закон о торговле был согласован с превалирующей атмосферой плавного расширения бизнеса.

Но в некотором смысле наиболее поразительной тенденцией было движение к тотальной свободе торговли. По общему признанию только Британия (после 1846 года) полностью устранила протекционизм, поддерживая таможенные пошлины — по крайней мере теоретически — исключительно в финансовых целях. Однако, кроме устранения или сокращения ограничений, и т. д., на международных водных путях, как, например, на Дунае (1857 г.) и Зунде между Данией и Швецией, и упрощения международной кредитно-денежной систему путем создания больших кредитно-денежных областей (например, Латинский кредитно-денежный союз Франции, Бельгии, Швейцарии и Италии в 1865 г.), ряд «договоров о свободной торговле», существенно сократили тарифные барьеры между ведущими индустриальными нациями в 1860-х годах. Даже Россия (1863 г.) и Испания (1868 г.) в некоторой степени присоединились к движению. Только Соединенные Штаты, чья промышленность полагалась в основном на защищенный внутренний рынок и немного на экспорт, оставались бастионом протекционизма, но даже здесь имело место скромное улучшение в начале 1870-х годов.

Мы можем даже пойти вперед. До настоящего времени самые смелые и безжалостные капиталистические экономики не рисковали полностью полагаться на свободный рынок, которому теоретически они были привержены, особенно в отношениях между предпринимателями и рабочими. Все же даже в этой чувствительной области неэкономическое принуждение отступило. В Англии был изменен закон «О хозяине и слуге», устанавливая равенство в отношении к нарушителям контракта между обеими сторонами; «ежегодное соглашение» шахтеров в Северной Англии было отменено, стандартный контракт найма был в основном (для рабочих) таким, который мог быть расторгнут в минимальный срок. То, что на первый взгляд является более удивительным, так это то, что в период между 1867 и 1875 годами без особых проблем были отменены все существенные юридические препятствия для профсоюзов и их права на забастовку (см. главу 6 ниже). Многие другие страны пока еще колебались предоставить такую же свободу рабочим организациям, хотя Наполеон III и ослабил весьма значительно юридический запрет союзов. Однако общая ситуация в развитых странах теперь имела тенденцию стать подобно описываемой в немецком Gewerbevolgung 1869 года: «Отношения между теми, кто независимо занимается торговлей или бизнесом, и их коллегами, помощниками и учениками определяются в соответствии со свободным контрактом». Только рынок должен был управлять продажей и покупкой рабочей силы, как впрочем и всего остального.

Несомненно, этот обширный процесс либерализации поощрял частное предпринимательство и либерализация торговли помогала экономическому росту, хотя мы не должны забывать, что большая формальная либерализация не была необходима. Некоторые виды свободного международного движения, которые сегодня контролируются, особенно движение капитала и труда, т. е. миграция, к 1848 году считались до такой степени само собой разумеющимися в развитом мире, что они едва ли даже обсуждались (см. главу 11 ниже). С другой стороны, вопрос о том, какую роль институционные или юридические изменения играют в поощрении или торможении экономического развития, является слишком сложным для простой формулы середина 19 столетия: «либерализация создает экономический прогресс». Эра экспансии уже началась даже до аннулирования «Хлебных законов» в Англии в 1846 году. Без сомнения, либерализация принесла определенные результаты. Так, Копенгаген начал развиваться куда более быстро как город после отмены «Здоровых пошлин», которые удерживали торговые суда от входа в Балтийское море (1857 г.). Но насколько глобальное движение к либерализации было причиной, сопутствующим обстоятельством или последствием экономической экспансии, остается открытым вопросом. Единственная определенность состоит в том, что когда не доставало других баз для капиталистического развития, оно не достигло многого само по себе. Никакая страна не либерализовалась более радикально, чем Республика Новая Гренада (Колумбия) в период между 1848 и 1854 годами,